Снежное утро - [4]

Сооружения Чужих стояли на том же месте и Мес боялся постов, которые могли быть выставлены Чужими после неудачного нападения на охотников. Он ожидал увидеть встревоженную стоянку, возбужденных мужчин, но Чужие редкими группами сидели у костров, ели мясо, запах которого резко плыл над поляной, и не обращали внимания даже на хруст ветвей. Они были в лесу. Они были дома.

Мес по-волчьи морщил нос; после тяжелых запахов пещеры он с наслаждением ощущал хвою, дым, испарения леса. Чужие не дышали сырым дымом пещер, у них не болели, не слезились глаза, они привыкли к запаху сухих шкур, смолы, леса, у них не болели ноги, и мясо никогда не теряло для них вкуса... Мес смутно ощущал превосходство Чужих. Он всматривался и запоминал. У него была хорошая память. Например, он помнил, как обледенел камень у входа в пещеру в тот день, когда он убил первого оленя. Он всегда потом смотрел на этот камень, а когда рассказал Раму, Рам тоже стал смотреть на камень, но Рам убил своего оленя раньше...

Чужие перекликались. Месу были непонятны их краткие слова. Он знал, что Чужие пришли оттуда, куда плывут, собираясь в тучи, водяные пары, чтобы разразиться над краем ледника снежными бурями или ливневыми дождями. Он знал, что они пришли с края ледника, который всегда окутан туманом. Они — Чужие. Они не живут в пещерах и не вдыхают зимой спертый воздух, наполненный сырым дымом. Они уводят женщин, но не берут чужого оружия. Они идут за зверями, когда опадает листва, а хвойные леса становятся синими. Одна из женщин охотников была из Чужих и она знала лес, как лучшие охотники, хотя боялась пещерных коридоров и скальных троп.

Мес вздрогнул.

Странный звук прозвучал над поляной, напомнив флейту охотника, сделанную из оленьего рога.

Второй звук вырос и растворил в себе окружающее. Он был холоден, этот звук, резче первого, но так же растянут во времени. Чужие шевелились, прислушиваясь, и застывали, как глыбы песчаника. Мес видел лица, улыбки, глаза... Чужие сидели на связках еловых ветвей и только двое, длинноволосые и худые, стояли над костром. Время от времени они трогали пальцами натянутые на плоские обломки болотных деревьев сухожилия оленя, извлекая звуки резкие или приглушенные, короткие или долгие. В звуках не было гармонии, но взлеты и падения в тишину трогали.

Все стихло.

И тогда в треугольнике, образованном кострами, появилась женщина. Освещенная резким огнем, она заскользила по кругу, и волосы, разметавшись, закрыли широкое лицо, как будто ей и не надо было видеть землю, как будто она ногами чувствовала каждый выступ и угадывала каждый провал. Повинуясь все нараставшим и нараставшим звукам, женщина вела странный танец, в котором участвовали летящие волосы, плечи, ноги, бедра, повязанные узким поясом. И привставая, выкрикивая непонятные слова, Чужие один за другим вступали в танец, и скоро три включенных друг в друга хоровода шумно струились вокруг костров. Мес не терял в этом празднике или обряде женщину и следил за ней, так широко раскрыв глаза, будто их никогда не ел пещерный дым, будто они никогда не боялись смотреть на солнце.

Но костры погасли и снова вспыхнули. Это превращение шло через боль, пронзившую тело, и, спасаясь от следующего удара, Мес прыгнул в заросли. Он потерял ориентировку и чувствовал только бьющие по лицу ветки и сплошной костер боли, бушующий в нем. Мельком он увидел фигуру Чужого в головном уборе, расшитом ушами рыси, но напасть или ответить на его удар не посмел. Тьма распалась на крики и вопли Чужих, и Мес бежал к спасительной поляне...

11

А ОХОТНИКИ ушли утром. Ушли, не очертив ногой полосу, не воткнув в песок ветку, указывающую направление... Светающий лес был полон тишины, в которой как в бочке метались робкие вскрики клеста-еловика.

Когда зеленые пирамиды елей уступили место березам, путь охотникам преградило озеро, поросшее некрупной ряской. По болотистому берегу тут и там поднимались блеклые стебли купальниц и синюх. Живокость хрупко ломалась под ногами. На кочках алели гроздья мороженой брусники...

Другое озеро было мертвым. Разложившийся ил пускал мутные пузыри. Они лопались, распространяя запах, подобный тому, что издает гниющая рыба. Охотники обошли удушливый берег и вышли на тропу. Куница внимательно проводила их с ветки острым взглядом крошечных черных глаз. Осмотрев и обнюхав гигантские следы, потрогав нерасклеванные птицами груды помета, охотники вышли на поляну, густо поросшую роголистом и папоротниками, резные листья которых отбрасывали четкую тень. Эти участки леса принадлежали мамонтам, неторопливо набивающим желудки листьями берез и стеблями тмина. Не гнушались они и осоки, диких бобов, вереска, тимьяна и мхов. На брюхе, щеках и под хоботом длинная, красновато-коричневая шерсть была засмолена и свалялась в грязные подушки, придавая массивным телам вид еще более грузный, и охотники замерли, в который раз восхищаясь горбатыми великанами, с высоких лбов которых падали густые космы, достигая основания круто изогнутых бивней.

Охотники с уважением рассматривали гигантов. Это была охота Чужих. Для Чужих бродили по лесам и падям горы мяса и белого непахнущего жира. Для Чужих азартно теплели в травах полуметровые кучи навоза и следы. Огромные твари — охота Чужих. Охотники качали головами и обходили зверей, как течение в океане обходит древние острова. Они не прочь были бы напасть на подобное чудище, попади оно в овраг или в болото, но выйти на него в лугах... нет, это — охота Чужих...