Снежная королева - [62]
– Это уже была бы мания величия.
– Или у тебя зародилась трогательная надежда, что ты сумеешь сделать для другого что-то, что выше человеческих сил.
Мужчина в темных очках, первый из двоих, говорит:
– Ну и зачем одно и то же называть двумя разными словами? Смысла в этом никакого.
– У меня тут в последнее время одна мысль появилась, – говорит Тайлер.
– Да?
– Собственно, даже не мысль. Я ее даже для самого себя не сформулировал. Такая недооформившаяся молекула мысли.
– То есть рано пока…
– Нет, рискну.
– Внимательно тебя слушаю.
– Я все никак не пойму, – говорит Тайлер. – Может, сочинять песни мне важнее, чем чтобы они у меня получались?
– Я тебя понимаю.
– Правда?
– Кажется, да.
– Больше всего мне нравится, наверно, предвкушение. Замысел песни. А потом, когда она готова…
– И с ютьюбовским хитом – то же?
– Даже с ним. Он как бы отделился и теперь сам по себе… Как артефакт какой-нибудь исчезнувшей цивилизации – что он есть, что нет его, какая разница.
– А песня-то, кстати, хорошая, – говорит Лиз. – Это так, к твоему сведению.
Оранжевоволосая женщина сообщает, ни к кому конкретно не обращаясь, что от капусты ее иногда пучит.
– Какая, собственно, разница? – говорит Тайлер. – У меня альбом еще не доделан. Одну песню закончить надо.
– А может, да ну его, этот альбом.
– У меня контракт.
– Кому он, на хрен, уперся, этот контракт?
Он кивает. И правда, кому?
– В Калифорнии секвойи растут, – говорит она.
– Слыхал об этом.
– Там прибой бьется о прибрежные скалы, а в небе кружат орлы.
– Да-да, я видел фотографии.
– И в Кастровилль нам никто не мешает съездить, – говорит она. – Раз уж обязательно хочешь посмотреть на девушку в платье из артишоков.
– Я не могу ехать, – говорит Тайлер. – В ближайшее время не могу. Мне надо закончить альбом.
Он кладет руку на стол ладонью вниз. Она внимательно разглядывает его кисть.
– Ну, раз надо, тогда да, – говорит она. – Можешь попозже ко мне в Калифорнию приехать. Если захочешь.
– И тогда мы отправимся в Кастровилль. На фестиваль артишоков.
– Запросто. Только надо уточнить, когда он бывает.
– “Гугл” нам в руки, – говорит он.
– Приеду в Калифорнию, – говорит она, – сразу сообщу, где меня искать.
– Хорошо. Мне это будет приятно знать.
Лиз накрывает рукой его кисть. Подошедшая официантка с вечным сварливым радушием спрашивает, уходят ли они уже или хотят еще кофе и чаю.
На Большой лужайке Баррет спрашивает Сэма:
– Зачем ты дал Эндрю денег?
– Мне показалось, они ему нужны, – отвечает Сэм. – А деньги у меня есть. Немного, конечно, но достаточно, чтобы дать дурачку, которого грозится прикончить торговец наркотиками.
– Ты серьезно думаешь, его могли прикончить?
– Могли прикончить, а могли и нет. Это ведь неважно, правда?
– Как это – неважно?
– Человеку нужна небольшая сумма. Ты этой суммой располагаешь. Отчего бы тебе ему не помочь?
– Даже если он тебя обманывает? – спрашивает Баррет.
– Я думаю, более-менее каждому, кто просит денег, они на самом деле очень нужны. Пусть и не на то, на что он их у тебя просит. И все же.
– Ты прямо как христианин рассуждаешь.
– Просто по-человечески. Нет, христиане тоже пусть так рассуждают. Но только чтобы не говорили, будто эта мысль принадлежит им.
– Им много что принадлежит, – говорит Баррет.
– Одной только недвижимости столько, что с ума сойти… Черт, я снова занудствую.
– Как нам обоим известно, мне нравятся зануды. Я знаю толк в занудстве. И вообще я сам зануда.
Импульсивно, по-детски, Баррет вцепляется Сэму в рукав пиджака. Так дети показывают, что они здесь.
Возможно ли, что Сэм и вправду добр и щедр? Что доброта и щедрость его не напускные, не сиюминутные? Если так, то вдруг это и есть то главное, на что можно опереться, та веревка, за которую можно надежно ухватиться, чтобы идти рука об руку к цели, пока еще слишком далекой и оттого невидимой?
Они идут по Большой лужайке. Впереди знакомо светлеет прямоугольная известняковая громада “Метрополитен”. Как и всякий раз, приближаясь к музею, Баррет думает о том, что хранится в его стенах, – об исчерпывающем собрании свидетельств тех мгновений, когда вдохновение заставляет людей делать больше, чем им под силу от природы, – вдыхать жизнь в беспробудно неодушевленные холст и краски, вычеканивать на золоте реликвариев исступленные и исстрадавшиеся лица святых размером с десятицентовую монетку.
Впереди место, где Баррет увидел свет. Они с Сэмом пройдут, видимо, более или менее через тот пятачок, на котором тогда замер Баррет.
Вполне может быть, что Лиз права. Может быть, никакого света действительно не было, а была всего лишь зрительная галлюцинация, порожденная удачным взаиморасположением в небе самолета и созвездия, галлюцинация, вымышленная Барретом тем вечером, когда ему особенно важно было почувствовать, что он не так одинок в этом мире.
Или, возможно, свет смотрел на музей, отдавая должное дремлющим там ночным чудесам, а Баррету просто показалось, будто взгляд обращен на него, – как бывает, когда радостно машешь и улыбаешься в ответ незнакомцу, который улыбнулся и помахал рукой не тебе, а кому-то у тебя за спиной.
А может, небесный свет был очередной шуткой Бога, и Баррету, наверно, не стоило на нее попадаться.
Роман-путешествие во времени (из 60-х в 90-е) и в пространстве (Кливленд-Нью-Йорк-Финикс-Вудсток) одного из самых одаренных писателей сегодняшней Америки, лауреата Пулицеровской премии за 1999 г. Майкла Каннингема о детстве и зрелости, отношениях между поколениями и внутри семьи, мировоззренческой бездомности и однополой любви, жизни и смерти.
«Плоть и кровь» — один из лучших романов американца Майкла Каннингема, автора бестселлеров «Часы» и «Дом на краю света».«Плоть и кровь» — это семейная сага, история, охватывающая целый век: начинается она в 1935 году и заканчивается в 2035-м. Первое поколение — грек Константин и его жена, итальянка Мэри — изо всех сил старается занять достойное положение в американском обществе, выбиться в средний класс. Их дети — красавица Сьюзен, талантливый Билли и дикарка Зои, выпорхнув из родного гнезда, выбирают иные жизненные пути.
Майкл Каннингем (р. 1953) – американский писатель, лауреат Пулицеровской премии за 1999 год.Как устроено время? Как рождаются книги? Как сцеплены между собой авторские слова-сны? Как влияют события (разнесенные во времени и пространстве) на слова, а слова – на события? Судьба Вирджинии Вулф и ее «Миссис Дэллоуэй». Англия 20-х и Америка 90-х. Патриархальный Ричмонд, послевоенный Лос-Анджелес и сверхсовременный Нью-Йорк. Любовь, смерть, творчество. Обо всем этом и о многом другом в новом романе Майкла Каннингема «Часы» (Пулицеровская премия за 1999 г.).
Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.
Майкл Каннингем — один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. В последнем романе "Начинается ночь" (By Night fall, 2010) главный герой — Питер Харрис, владелец художественной галереи, отчаявшийся найти настоящую красоту в современном искусстве, где господствует китч. Его привычная жизнь с постоянными проблемами (работа, непростые отношения с дочерью, "кризис среднего возраста" и т. д.) неожиданно взрывается с приездом Миззи, младшего брата его жены.
В сказках Майкла Каннингема речь идет о том, что во всем нам известных сказках забыли упомянуть или нарочно обошли молчанием. Что было после того, как чары рассеялись? Какова судьба принца, с которого проклятье снято, но не полностью? Как нужно загадывать желания, чтобы исполнение их не принесло горя? Каннингем – блистательный рассказчик, он умеет увлечь читателя и разбудить фантазию. Но будьте осторожны – это опасное приключение.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.