Снежинка - [70]
— Ты ему явно более чем понравилась, — сказала я по пути домой.
Ксанта остановилась и сложила руки на груди.
— Посмотри на меня. Хватит так себя вести по отношению ко мне и к себе.
— Я просто говорю правду.
— Вовсе нет. Ты сама себя изводишь. Хуже того, ты принимаешь меня за человека, которым я не являюсь.
— Нет, ты именно такая.
— Дебби, мне было бы приятно, если бы ты просто назвала меня хорошим человеком. Ты считаешь меня хорошим человеком?
— Да.
— Спасибо. Ты считаешь хорошим человеком себя?
— Эм-м.
— Посмотри на свое отражение в том окне и скажи себе, что ты хороший человек.
Я посмотрела на свое отражение.
— Давай, — упрашивала она.
Я посмотрела на девушку в окне. Лицо ее беззаботно. Она не хмурится. Мое лицо обычно морщится от беспокойства, но сегодня я сделала аккуратный макияж. Ночью я хорошо спала. Сны никуда не делись, просто я научилась мириться с их появлением и исчезновением. Ксанта купила мне пачку гватемальских кукол-утешительниц, и я держу их под подушкой. Мама подарила мне заключенную в рамку пословицу, чтобы я поставила ее в своей новой спальне и помнила, что все мы живем в тени друг друга.
Ar scath a cheile a mhaireann nа daoinei.
Я была одета в чужую одежду, которую на прошлой неделе раздобыла в благотворительном секонд-хенде. Приятно носить вещи, у которых уже есть собственная история.
— Я счастлива, — сказала я девушке в окне. — Я очень-очень счастлива.
Серебряный остров
Мама победила в поэтическом конкурсе. Несколько недель назад мы заметили объявление в местной газете, и я сказала, чтобы она послала свои стихи. Приз составил всего двадцать евро, но Одри посоветовала маме как-то отпраздновать победу. Мама захотела, чтобы мы все поехали на остров. Я спросила, можно ли взять с собой Ксанту. Тогда мама предложила позвать и Одри.
Билли отнесся к этой затее скептически.
— Бедную женщину наша семейка уже достала, — сказал он.
— Да ладно, Билли, мы ведь приглашаем ее только в благодарность.
— По-моему, в благодарность лучше оставить ее в покое.
— Ну, я ее уже позвала, и она согласилась.
— Потрясающе.
— Рада, что ты так считаешь.
Мама и Билли ездили на остров в детстве. Там до сих пор стоит крытый соломой бревенчатый дом, принадлежавший многим поколениям моей семьи. Это наше родовое гнездо. Нам удалось отследить предков вплоть до двадцатых годов — в начальной школе корень моего генеалогического древа украшали собой Джеймс и Бриджит О’Доннелл. Помню, я тогда получила золотую звездочку за старания. Мне помогла мама. Она всегда увлекалась нашими истоками.
По ее словам, она привозила меня на остров, когда я была маленькой, но я этого не помню. Я вообще не помню, когда мы в последний раз ездили отдыхать. Обычно Билли не мог отлучиться с фермы, но в этот раз Марк и Дули сказали, что возьмут дойку на себя и присмотрят за всем, пока мы не вернемся.
Мама тщательно распланировала путешествие. Она написала своей троюродной сестре Джуди и спросила, где спрятан ключ от дома. Джуди время от времени отправляет маме письма, напечатанные на машинке, и вкладывает в каждый конверт карту таро и запечатывает воском. Она сразу ответила и сказала, что ключ лежит в саду, внутри обезглавленного Будды.
Одри явилась к нам домой в полной экипировке для пешего туризма. Я ждала, что Билли поднимет ее на смех, но этого не произошло. Дождавшись приезда Ксанты, он огляделся по сторонам во время неловкой паузы в разговоре и сказал:
— Благословен он среди женщин.
Ехать предстояло четыре часа. Билли предложил вести по очереди, но я хотела доказать себе, что могу домчать туда Вайолет в целости и сохранности. Билли сидел на пассажирском сиденье рядом со мной, а мама, Ксанта и Одри были втиснуты сзади.
— Что мне вбить в гугл-карты? — спросила я.
— Денежный остров, — сказала мама.
— Дзынь-дзынь! Он что, так и называется?
— Ага. Это плохой перевод с ирландского. Раньше он назывался Inis Airgead — Серебряный остров. Но airgead также переводится как «деньги», так и повелось звать его Денежным.
— Любопытный факт, — сказал Билли. — Спасибо, Мейв.
— Буду называть его Серебряным островом, — сказала я.
Едва машина тронулась с места, Билли велел Ксанте запевать. Та послушно затянула «Американский пирог». Пока Вайолет ползла вверх по Холму Часовщика, я смотрела в зеркало заднего вида на исчезающую деревню.
— Вот это песня, — шепнул Билли, откинувшись на спинку сиденья.
Мы успели доехать до Типперэри, прежде чем поняли, что гугл-навигатор увел нас не туда. Мама хотела остановиться у магазина и запастись продуктами, а остальным хотелось лишь поскорее добраться до места.
— На острове нет магазинов, — настаивала она.
— Мам, ты последний раз бывала на острове в каменном веке. Я уверена, что с тех пор там многое изменилось.
— Ну а я считаю, что если мы не подготовимся, то и ехать не стоит. Можете высадить меня здесь, и я пойду домой.
— Из Типперэри? Далековато будет.
— Сяду на автобус. Или поймаю попутку.
— Мам, так больше никто не делает, это опасно.
— Храни господь беднягу, который остановится, чтобы подобрать тебя на обочине, — пробормотал Билли. — Ему мало не покажется.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.