Снежинка - [69]
— Независимая трехлетка, — сказала я.
— Она не шутила.
— Представляю ее в синем детском комбинезончике и очках в тон.
— Вот-вот. — Ксанта отпила глоток вина и сморщилась. — Гадость какая!
— Что, пробкой отдает? Попросим Джин его вернуть?
Ксанта не засмеялась.
— Прости, — сказала я. — Зря я перемывала косточки твоей матери.
— Мама просто... — Поерзав на диване, Ксанта продолжила: — Моя мама — перфекционистка. Мы обе такие. Это не делает меня лучше других. Это меня парализует. Это мешает всему, за что бы я ни бралась.
— Вообще-то это как бы делает тебя лучше, — возразила я. — Ты единственная на потоке получила «отлично».
— Я получила «отлично» только потому>, что силой заставляла себя ходить в библиотеку каждый день. Я написала шесть разных черновиков одного сочинения. Хочешь знать, как получить «отлично»? Ругай себя. Постоянно. Обесценивай все, что пишешь. Повторяй себе, что ни на что не годишься, если не получишь больше семидесяти процентов. Мне даже нравится себя ненавидеть. Это моя зона комфорта.
— По-твоему>, все остальные себя обожают?
— Вот почему я так зациклилась на твоей семье. Вы все такие...
— Долбанутые? — подсказала я.
— Ага. И прекрасные.
Я протянула Ксанте руку. Она уставилась на нее.
— Пожми ее, — сказала я.
Она взяла мою ладонь.
— Хорошее рукопожатие, — восхитилась я.
— Почти идеальное.
— Добро пожаловать в клуб, — сказала я.
Желтый книжный
Шла первая неделя триместра Илария. Мы с Ксантой уже десять минут стояли перед солнечным желтым фасадом книжного магазина. Вглядываясь в витрину, мы пытались сквозь собственные отражения разглядеть, открыт ли он.
— Мы уже не сможем войти. Мы слишком долго стоим на улице. Будет странно.
— Почему? Еще как можем, — сказала Ксанта. — Что будешь делать, когда войдем?
— Эм-м, посмотрю книжки?
— И?..
— Может быть, что-нибудь куплю?
— Тебе нельзя ничего покупать. Это нечестно.
— Я же все равно с ним поговорю.
— Тогда это будет не разговор, а сделка.
— Позволь лишь обратить твое внимание на парадокс: ты запрещаешь мне делать покупки.
С тех пор как я перебралась к Ксанте, в желтый книжный мы заходили регулярно. Она не позволяла мне платить за аренду, что Билли, по его словам, устраивало как нельзя лучше. Мы прочесывали благотворительные секонд-хенды в поисках вещиц для украшения квартиры. Купили виниловый проигрыватель и начали собирать пафосную коллекцию классики и джаза. А еще мы пополняли свою букинистическую коллекцию.
Ходу от нашей квартиры до желтого книжного было пятнадцать минут. Он напоминал уютную гостиную. Там имелся ковер и кресло-качалка с пледом. Они хорошо ухаживали за своими растениями. Мне нравился один из ребят, которые там работали, — итальянец с моего курса по теории литературы.
Звякнул дверной колокольчик. Тип за кассой поднял взгляд, улыбнулся нам и продолжил читать книгу. Ксанта отправилась в уголок классики. Я водила пальцем по корешкам книг. Блуждание по книжному во многом похоже на собирание ракушек на пляже в особо урожайный день. Хочется забрать с собой каждую.
Я забываю, какие книги уже купила и какие из них прочла. Ксанта говорит, у нее то же самое. Не хочется захламлять полки непрочитанными книгами, поэтому мы с ней согласились составить список для чтения. И запретить себе покупать новые книги, если их некогда читать. Что-то вроде попытки самосовершенствования.
— Можно я куплю это? — Ксанта показала мне «Бесконечную шутку».
— Издеваешься?
— Прости, мамочка!
Она ждала, пока я завяжу разговор с тем парнем. Я ее игнорировала и продолжала разглядывать книги.
— О господи, Дебби! — ахнула Ксанта.
Я обернулась: стоя на коленях, она вытащила какую-то книгу и показывала ее мне.
— О боже! — Я опустилась на колени рядом с ней.
Лорелай и Рори улыбались нам с обложки книги о закулисной истории «Девочек Гилмор».
— Книга всей жизни!
— Прямо положить на кофейный столик.
— У нас нет кофейного столика.
Ксанта листала ее с таким благоговением, словно перед ней было издание бибисишного сериала «Планета Земля».
— Тут целый раздел про Эмили!
— Эмили? — Парень перестал читать свою книгу и уставился на нас с таким видом, будто мы только что оскорбили его мать. — Эмили — конченая стерва. То есть там все персонажи морально неоднозначны, кроме Лейн. Лейн лучше всех.
— Ты за Дина или за Джесса? — спросила Ксанта.
Он задумался:
— За то, чтобы Люка оставили в покое.
Ксанта кивнула:
— Респект!
— Не поймите меня неправильно, — сказал он, упаковывая купленную нами книгу в два пакета. — Я не собирался смотреть все серии «Девочек Гилмор». Мне надо было писать сочинение по «Улиссу», когда вдруг бац! — и все произошло само собой.
— Разделяю твои чувства, — сказала я.
— Мы же с тобой вместе ходим на семинары, — напомнил он мне.
— Ах да! — отозвалась я, делая вид, что не сразу его узнала. — Теория литры?
— Да. Теперь я тебя вспомнил. Ты ведь Дебби, правильно? Ты смешная.
Наступило неловкое молчание. Я прикидывала, оскорбление это или комплимент.
— Надо как-нибудь вечером устроить викторину по «Девочкам Гилмор», — предложила Ксанта.
— Отличная идея, — сказал он.
— Приятно познакомиться...
— Я Ник, — представился он. — Мне тоже приятно. Увидимся.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.