Снежинка - [35]

— Она вас не слышит, — сказала им я.

Они посветили ей в глаза фонариком, как в кино.

— Как давно это продолжается? — спросили они.

— Как давно у нее идет кровь?

— Нет, сколько она уже не отвечает на внешние раздражители? — поясняют они.

— Не знаю... давно.

— Несколько часов? — спросили они.

Я покачала головой:

— Недели две.

* * *

— Она упала с лестницы, — сказала я.

— Вы видели, как она упала?

— Да, — соврала я.

— И дома больше никого не было.

— Никого.

— А ваш отец?

— Он с нами не живет.

— Значит, в доме живете только вы и ваша мать?

— Да. Дядя живет рядом.

— Понятно, а где он находился...

— Он доил коров. Слушайте, ей в последнее время тяжело пришлось. Скончался ее близкий друг. Она скорбит.

— Примите мои соболезнования.

— Спасибо.

— Кто? — спросила мама.

* * *

Похоже, нас раскусили. Мне собрались назначить соцработнпка, но, когда я сказала, что мне восемнадцать, им осталось только развести руками. Все в порядке, заверила их я. Мой дядя дома. Мне не придется справляться в одиночку. Они ответили мне, что уход за матерью не моя забота.

Я сжимала края одеяла из фольги, которым один из санитаров накрыл мне плечи. Когда он мне его дал, я подумала, что это неуместно до смешного. Я же не спаслась из горящего здания и не пробежала марафон. Теперь я была благодарна за это одеяло.

Который час, я не знала и растерялась, поняв, что на улице светит солнце. Это была рассинхронизация, как после долгого путешествия.

Когда я доставала из автомата шоколадку, в вестибюль больницы вбежал Билли.

— С тобой все в порядке?

— Ага.

— Где она?

— Сюда. — Я повела его назад к палате. — Только не путайся, когда ее увидишь. Она вышибла себе два зуба, а еще два сломала. У нее перелом носа и так называемой стенки орбиты.

— Глазница сломана? — переспросил он.

— Кажется, да.

— Что случилось?

— Она билась головой о ступеньки.

— Что? Почему?

— Откуда я знаю? Билли, мама не разговаривала со мной несколько недель. С врачами она тоже не говорит. Вряд ли она вообще понимает, что происходит.

Со смешанным чувством превосходства и вины я дала ему время осознать мои слова. Мы добрались до палаты и зашли за занавеску, задернутую вокруг койки. Была ли мама в сознании, понять было трудно. На носу у нее был гипс. Под глазами — лиловые мешки. Левый глаз заплыл.

— Ее выписывают, — сказала я.

— В таком состоянии?

— Говорят, дальше она может восстанавливаться дома.

— Она же, блин, овощ.

— Говорят, все показатели жизнедеятельности в норме.

Билли сидел на стуле, уронив голову в ладони. Потом выпрямился и вздохнул.

— Хорошо, — повторял он, будто пытаясь убедить в этом самого себя. — Хорошо.

* * *

Два дня я провела дома, одевая маму, кормя ее и укладывая спать. Билли ворвался в заднюю дверь, когда я сажала ее на унитаз. Увидев, как я держу ее за талию, сражаясь с молнией на ее джинсах, он схватил ключи от машины.

— Поехали, — крикнул он. — Больше так продолжаться не может.

* * *

Следующие тринадцать часов мы провели в приемном отделении, дожидаясь консультации врача. Дежурная медсестра нервничала, пока мы не сообщили, что уже были в больнице и ее выписали.

Мама смотрела в пустоту, пока врач скороговоркой оглашал нам список вариантов, большинство из которых для человека в ее состоянии никак не годились. Самым диким его предложением была тренировка осознанности. Мы с Билли переглянулись.

— К сожалению, больным без индивидуальной медицинской страховки ждать очереди на стационарное лечение приходится долго до безумия. — Последнее слово он произнес без всякой иронии.

— А если у нее будет страховка? Что, если я застрахую ее прямо сейчас?

— Ну, никаких гарантий нет, но шансы на выздоровление определенно возрастут.

— Предоставьте это мне. — Билли пожал врачу руку, словно продал ему стадо коров.

Отель «Мир»

Дяде позвонили: место для мамы появилось. Билли реагировал так, будто ему удалось в последнюю минуту забронировать номер в отеле.

— Отлично, хорошо. Огромное спасибо. Спасибо.

Он показал мне большой палец.

Мамины сумки я уже собрала. Этого звонка мы ждали дни напролет. Каждый раз, как Билли подходил к задней двери, мне приходилось сдерживаться, чтобы не выбежать ему навстречу и не начать умолять, чтобы он позвонил им еще раз.

Билли повесил трубку.

— Дебс, я ее отвезу. Тебе ехать не обязательно. Я сам справлюсь.

— Я хочу увидеть, что это за место.

Он вздохнул:

— Ладно.

В машине я постоянно открывала и закрывала глаза, чтобы убедиться, что не сплю. Желудок сжался в кулак, словно пытаясь вцепиться в реальность. Стоило закрыть глаза, я оказывалась дома, где пахло коровьим говном и бубнило говнорадио. Стоило их открыть, и дождь коверкал город за окном. Мимо пролетел Хьюстонский вокзал. Гордая, что его узнала, я ухватилась за него, как за веху собственной нормальности.

* * *

Все знают клинику Святого Патрика. Сюда приходят сдаваться алкоголики и анорексики. Я думала, что она находится в пригороде, но здание красного кирпича стоит ровнехонько посреди Дублина.

— Это Джонатан Свифт придумал, — сказала я, когда дядя остановил машину.

— Что?

— Я про это заведение. Он завещал деньги на строительство.

— Это мужик, который написал «Путешествия Гулливера»?