Снежинка - [23]

— Узри! Я дарю тебе новое измерение. Или узника, уползающего назад в Сократову пещеру, чтобы поклоняться новым, более ярким теням.

— Во сколько тебе это обошлось?

— Что-что? Кажется, ты сказала: «Спасибо, Билли, я перестану предъявлять тебе нелепые требования и воспользуюсь счастливой возможностью учиться в колледже»?

— Это мой ноутбук? — улыбнулась я.

Билли покачал головой:

— Ох уж эти женщины. Будем пользоваться им вместе. Надо же мне как-то обновлять свои несчастные статусы.

— Почему бы тебе не посидеть в Фейсбуке под собственным именем, жалкий лузер? Хотя лучше забудь, что я это сказала. Откуда у тебя такие деньжищи?

— Хочешь жить — умей вертеться, — ухмыльнулся Билли. — Твоя мать сказала, ты весь день в кровати провалялась.

— Я вчера вырубилась как убитая. Даже не понимала, сколько проспала, пока не проснулась.

— Ты только проснулась? Ну ты даешь.

— Ага. Мне приснился плохой сон.

Билли посмотрел на меня:

— Ты же не говорила об этом матери?

— Ну...

— Дебби, какого хрена? Так вот почему она такая довольная. Нечего ее поощрять.

— Я ей не говорила, она сама поняла.

— Да что ты.

— Я проснулась у нее в постели — наверное, пришла туда во сне. Так что я не прибегала к ней, чтобы пооткровенничать.

— Ну, по-моему, именно это ты и сделала.

— Не могу же я контролировать себя во сне.

— Начинается... Слушай, Дебс, об одном тебя прошу: постарайся ради своего же блага не вспоминать свои сны. Пожалуйста.

— И как мне это сделать?

— Запросто. Не надо видеть сны. Как по мне, метод вполне рабочий.

— Хочешь сказать, ты не помнишь своих снов?

— Не помню. И ты не вспоминай, если сама себе не враг.

— Игнорируй свои сны — очень здравый совет.

— Другими словами, Покахонтас, река раздваивается, а ты гребешь в своем маленьком каноэ. Ты можешь поплыть либо по рукаву с ровным, спокойным течением, либо по бурному руслу. Не приходи ко мне плакаться, если в конечном счете лодка твоего разума перевернется, как перевернулась лодка твоей матери. Она больна, Дебс. Не позволяй ей утянуть тебя на дно.

— Мне страшно засыпать.

— Когда ты была маленькой, она застращала тебя, внушив, будто ты обладаешь даром видеть чужие сны. Я еле удержался, чтобы ее не побить.

— Я такого не помню.

— Вот и хорошо. Не обращай на нее внимания. — Дядя похлопал меня по спине. — А теперь иди подкрепись. Потом возвращайся сюда — научишь меня пользоваться Ютьюбом.

Молочная ванна

Ложиться спать мне было страшно. Хотелось пойти и постучаться в дверь трейлера, но я уже не ребенок. Пора перестать выглядывать из окна спальни в поисках полной луны. Я попыталась воткнуться в телефон, но интернет был слишком медленный. От прохладной стороны подушки казалось, словно моя голова покоится на воде. А потом вспомнилось, как однажды мама искупала меня в молочной ванне.

Прокравшись вниз по лестнице, я накинула поверх пижамы одну из курток Билли, открыла заднюю дверь и с облегчением ощутила на лице ночной ветер. В свете моего телефонного фонарика телятник походил на серебряный замок. Я взяла бидон и пустое ведро.

Молоко шелковой струей ударило в дно ведра. Почувствовав, что кто-то схватил меня за локоть, я обернулась и увидела теленка, посасывающего мою руку. Он отступил в глубину хлева. Я протянула к нему руку и пошевелила пальцами. Он снова подошел, наклонив голову. Наконец, обнюхав меня и лизнув кончики моих пальцев, он позволил просунуть их себе в рот.

Расстроенный, что не сумел добыть из моих пальцев желанное молоко, он сосал их все сильнее. Во рту у него было тепло. Я ощущала ребрышки на его нёбе. Вынула руку. По ней тянулась слюна, соединяя пальцы перепонками.

Я поволокла тяжелое ведро к задней двери. Оно стукалось о ногу.^. В поле ревела корова. Направив на нее фонарик, я увидела, что она телится, опустившись на колени. Теленок все еще был в амниотическом мешке.

Я знала, что это плохо. Обычно розовый воздушный шар рвется и несколько часов свисает с коровьего хвоста, пока не придет Джейкоб и его не съест. Я смотрела, как корова выталкивает из себя мешок, будто гигантского кальмара. Он склизким пузырем соскользнул в траву. Стоит только ткнуть его, и он лопнет. Я понимала, что надо позвать Билли, но не знала, как объяснить, что я забыла во дворе в такой поздний час. И так устала, что даже не была уверена, что это происходит на самом деле.

* * *

Медленно, стараясь не расплескать ни капли из ведра, я поднялась по лестнице, наполнила ванну горячей водой и вылила в нее молоко. Оно расползалось под водой, словно дым. На поверхности, сцепившись стеблями, плавали веточки сушеной лаванды. Мама бросала в ванну симпатичные белоголовые сорняки из сада, похожие на побеги гипсофилы, но я от них покрываюсь сыпью.

Однажды, когда мне приснился очень плохой сон, мама искупала меня в молочной ванне. Я разбудила ее, забравшись к ней в кровать и коснувшись холодными пятками ее сонных ног. Когда она открыла глаза, я на мгновение затаила дыхание, но она не стала рутаться. Выпроводив меня из постели, она отвела меня в ванную и велела раздеться, пока она принесет из телятника молоко. Я стояла на холодной кафельной плитке в предутренней тишине и, скрестив руки на плоской груди, смотрела, как из кранов хлещет вода. По загривку рябью бежали волны мурашек. Мертвенный свет окрашивал все синевой.