Снег в июле - [88]

А что видно? Небо голубое-голубое, виден башенный кран, высокий и мощный. Он врезается в голубизну неба — мудрость и бесстрашие человека… Его робот! Только не тот, что с выпученными стеклянными глазами демонстрируется на выставках, не тот, что металлическими пальцами берет и переносит склянку. Чепуха все это! Башенный кран — вот настоящий робот. Он движется, берет пальцем-крюком, тащит вверх восьмитонную панель и ставит ее на место так мягко и плавно, как не снится выставочному роботу.

Правда, высоко в стеклянной кабине Маша, или Нина, или еще кто-нибудь нажимают клавиши, рычажки — немного, совсем немного, помогают крану разобраться. Но разве пучеглазому роботу на выставке не помогает целая орава инженеров, настраивая его на определенную программу, проверяя, не спуская с него глаз; если подсчитать, то для крана нужно во много раз меньше людей.

Самотаскин любит башенный кран искренно и глубоко, он давно бы ушел из этого кабинета, не ожидая окончательного решения начальника главка. Зачем ему кресло управляющего, если он любит стройку, лихие монтажные бригады, башенный кран.

Хотя через открытые окна доносится шум улиц, можно считать, что в кабинете тихо — не слышно телефонных звонков. Это секретарша Аглая Федоровна насмерть сражается со всеми, кто звонит ему. Очень вежливо, с почтительным придыханием, так, на всякий случай, уверяет, что управляющего нет.

«Куда, черт побери, он делся?!» — кричат телефонные трубки. Бедная Аглая Федоровна мнется: что бы такое ей ответить?.. «На стройки он поехал», — все так же вежливо отвечает она. Спасительные стройки! Тут уж ничего не поделаешь, трубки, еще раз выругавшись, затихают. Самотаскин может быть спокойным, Аглая Федоровна знает, что ему нужно сейчас все обдумать, и конечно же полчаса она отобьется.

…Так почему же он еще сидит в этом кабинете, где все вызывает раздражение: старинные часы с огромным маятником, важно отсчитывающим секунды, глубокие черные кресла, дорогие и очень неудобные; панели почти до потолка, и не какие-нибудь, а из красного дерева; план района, закрытый специальной шторкой, будто он очень секретный? Эта шторка особенно раздражала Самотаскина. Зачем она? Ведь вон на площади выставлен, для всеобщего обозрения, точно такой план, да еще увеличенный раз в пять. Кабинет с его назойливой солидностью и красивостью, казалось, олицетворял своего бывшего хозяина… Важин! Он ненавидит Важина, пробует проанализировать: может, завидует, как уверенно Важин шагает по служебной лестнице? Нет, не завидует… Сейчас серьезный разговор!.. Да, наверное, завидует немного, самую малость, легкости, с которой у Важина все получается. Но не в этом причина ненависти. Может быть, он Важина боится? Это было бы очень неприятно. А ну, проверить себя!.. Нет, не боится, с облегчением решает Самотаскин. Так в чем же дело?

— Мне можно? — Костя улыбаясь заглядывает в кабинет, пробуя оценить, в каком сейчас настроении управляющий.

— Заходите.

Костя проходит и садится в одно из черных кресел, поглубже, аккуратно кладет руки на борта кресла. Спешить некуда. Если уж сам управляющий пригласил его, то пусть уделит ему внимание.

— Удобное кресло, — говорит Костя для начала. Управляющий молчит. Вроде смотрит на него, но Костя видит, что мысли Самотаскина далеко. Это смущает. — Вы сказали зайти через час… Вот я весь перед вами. — Собственно говоря, Костя уже принял решение, следовало не рассусоливать, а просто сказать.

— Сейчас. — Управляющий нажимает клавишу коммутатора. — Иван Семенович, к вам зайдет водитель нашей легковой. Нужно оформить его монтажником… Да, к Волошину в бригаду. — Он выключает коммутатор и говорит Косте: — Пройдите в отдел кадров.

— Вы даже не спросили окончательное мое решение. Раз, и готово! А между прочим, я решил остаться шофером. — Костя встает и идет к двери. — И между прочим, — обиженно говорит он, берясь за ручку, — если я вам не подхожу, то завтра у вас будет другой шофер. — Как выйти из неприятного положения, Костя придумал в машине. Вроде совсем неплохо получается.

Управляющий недоуменно смотрит на него.

— Но вы ведь сами сказали…

— Да, сказал. Не отрицаю. Но почему такая спешка, ведь решается судьба человека. — «Судьба человека» — это тоже придумано заранее, так сказать, домашняя заготовка.

В кабинет быстро входит Аглая Федоровна.

— Петр Иванович, только что звонили из главка, — очень взволнованно говорит она. — Просят вас ждать, не отлучаться.

Костя видит, что управляющий взволнован этим известием. Костя сейчас много мог бы сказать. К примеру: вот, мол, когда дело касается другого — то все просто, а себя — волнуешься. Но, глядя на управляющего, он замечает, как сдал тот за последние дни. Трудно такому: все прямо, без хитростей, и Костя еще добавляет; думал, наверное, управляющий наставить его на путь истины, по-своему, конечно, думал. И вот в который раз обманулся… Костя прикидывает, как могло бы эффектно получиться, если б вот сейчас подошел он к Самотаскину и так просто, без нажима, сказал: «Знаете что, Петр Иванович, пойду я работать монтажником. Убедили меня». Наверное, управляющему было бы приятно, может, они даже подружились бы… Но вместо всего этого он вдруг скучно спрашивает: