Снег в июле - [25]

Лег спать я, а в дремоте все у меня переплелось, только на первом плане бригадир Василий Иванович показывается. Кричит дурным голосом, почему я колонны не проверил…

Утром встал с восходом солнца, в шесть. Привычка она прорабская. Прав Поляков, трудно ее вытравить. Вышел во двор. Тихо, ласково все: и машины еще не гудят, и солнце мягкое, чуть греет, а небо синее, высокое… Говорят, что в большом городе природы не видно. Она, природа, мол, только в деревнях. Неправильно, считаю, говорят. Прошелся я, хоть и на голодный желудок, а все же хорошо, мирно мне стало.

В 9.00, как и полагается человеку, который бумажными делами занимается, приехал на корпус 14, обошел его этаж за этажом. Ну что вам сказать? Ошибся наш Мирон Владимирович. Это уже точно. Работы еще уйма, только-только кровельные плиты уложили. А отделка — второй этаж ведут. Ошибся!

Прихожу в прорабскую. Семен Семенович за большим столом сидит, рядом товарищ какой-то, за маленьким столиком Маргарита.

Круглов на меня не смотрит, наряды листает.

— Поляков звонил. Передал, что не приедет. Наказал тебе самому акт подписать… А вот и архитектор, знакомься, что ли.

— Очень приятно, — говорю.

Архитектор встал. Если б было время, я бы о нем в записках целую страницу написал. Высокий, лицо крупное, с улыбочкой, воло́с — целая грива, как у льва. Костюм тоже интересный: желтый-желтый и полосочка вертикальная черная. В глазах рябит. Читал я где-то, что такие цвета вместе — желтый с черным — видны за километр.

— И мне, — говорит он, — очень приятно с заказчиком познакомиться. Хоть опекаем мы с вами этот дом, но не встречались.

Я руки прижал вдоль тела, голову вверх-вниз (это такому политесу меня Нина Петровна обучала) — поклонился, значит.

Маргарита тоже встала, вроде ей бумажка нужна. К шкафу подошла. Это она свою фигуру, как я появляюсь, показывает. Прорабская, домик-то на колесах, от ее шагов ходуном пошла.

— Ну что ж, — говорит архитектор и любезно улыбается, — я уже актик рабочей комиссии подписал. Принял, значит, корпус в эксплуатацию. Вам теперь.

Взял я акт. На четырех страницах написано, что все закончено: и отделка, и сантехника, и электрика. А принимается это все на «хорошо». В том числе лифт, который еще на стройку не завезли.

— Вот ручка лежит, — Круглов показал на стол.

— Ясно.

— Так вот если тебе ясно, подписывай. И до свидания. Раз все принято с оценкой «хорошо», нечего тебе тут околачиваться. — Посмотрел он так строго на Маргариту. — А ты чего вскочила? Как Кусачкин приходит…

Тут в прорабскую вкатился инженер наш (собственно, уже бывший «наш») Руслан Олегович.

— А, и заказчик тут! — начал он сладким голоском. — Подписал уже актик?

«Почему они все акт на четырех листах «актиком» зовут?»

— Нет еще, кочевряжится. — Круглов подвинул мне ручку. — Может, ручка не нравится. По его теперешнему положению особой ручкой подписывать нужно… Только что тут особого: кровельные плиты на дом уже кладем, значит, корпус готов. Вот, Кусачкин, видишь, посмотри в окошко — это пятнадцатый корпус. Шесть этажей из шестнадцати только смонтировали. Вот если б его ты принял в эксплуатацию, я бы тебе особую ручку приготовил. А этот четырнадцатый!

Архитектор улыбнулся. У него все время на лице улыбка. Интересно, а если он кого подальше послать захочет, тоже улыбаться будет?

— Странно вы себя ведете, — говорит он, — Семен Семенович. Сами вызвали на приемку, а еще иронизируете.

Круглов в сердцах бросил ручку на стол, поднялся и вышел из прорабской. Хлопнул дверью так, что домик задрожал.

Тут Маргарита от шкафа обернулась:

— Вы на него не обижайтесь, Алексей Васильевич. Характер у него такой. — И улыбается мне.

Ух и крепкая девка! Только я серьезный. Меня Поляков обучал: «Заказчик всегда должен быть серьезным. На шутки, улыбки разные не отвечать. Нас к тому положение обязывает». Так и сказал — «положение».

— Не могу, — говорю нашему инженеру, — Руслан Игоревич, акт подписать.

— Олегович, — поправляет он. — А почему, позвольте узнать? Ведь заказчик всегда такие акты подписывает?

— Потому, что не готово ваше здание. Если б было готово, я бы с превеликим удовольствием подписал. А смотрите: кровли нет, отделка сделана только на двух этажах, сантехника, электрика — не закончены, а лифт на стройку даже не завезен. Да что, вы сами не видите?

Инженер поежился:

— Вижу. Но ведь всегда так делается. До государственной комиссии все закончим.

— А когда государственная, Руслан Олегович?

— Через две недели.

Тут я архитектора, члена комиссии, решил на свою сторону перетянуть. Спрашиваю его:

— Закончат все за две недели?

Он только гривой своей тряхнул. Смотрит так, вроде меня подальше хочет послать, но морщины у рта на улыбку показывают.

— Не знаю.

Инженер через силу говорит:

— Нам управляющий трестом приказал, иначе план по тресту не будет выполнен.

— Ну что ж, — говорю, — могу и управляющему трестом это самое сказать.

— Скажете? — обрадовался инженер. — Сейчас поедете к нему?

— Могу подъехать, — отвечаю.

— У меня машина, я вас подброшу.

— Нет, спасибо, — говорю, — у меня своя.

Выходя из прорабской, на архитектора посмотрел. Тот стоит и все улыбается — есть такая книга Гюго «Человек, который смеется», она у меня в Нинином списке для чтения числится. И на Маргариту, не буду в записках скрывать, посмотрел.