Снег в июле - [23]

— Почему? — спросила она.

— А потому, что я, вы, ваш прораб знаем: все равно, подойдет срок, и в каком бы состоянии дом ни был, его примут.

— Когда же это кончится? — Маргарита выпрямилась, сейчас стало видно, что она затянута в желтый свитер с головой пантеры на груди.

— Кончится тогда, Маргарита, когда мы все станем посмелее. Председатель райисполкома наберется смелости и не будет принимать недостроенные дома, хотя у него могут быть неприятности, ведь не выдержан срок. Я не буду подписывать этой бумажки о созыве комиссии, а ваш прораб, который тут так красиво выступал, откажется сдавать дом без крыши. Правильно я говорю, Петр Иванович?

— Не совсем.

— Как? — Руслан Олегович смотрел с недоумением.

— Вы забыли назвать еще одну фигуру, которая тоже обычно трусит.

— Кого?

— Управляющего трестом.

Водитель машины, молодой человек с нагловатыми, навыкате, глазами, которые странным образом притягивали к себе, изложил Петру Ивановичу все сокровенные тайны треста и приступил к допросу:

— Вы к нам, говорят, ненадолго?

— Впереди машина, — предупредил Петр Иванович.

— Ага, вижу… слыхал, вроде на два месяца?..

— В какой мере это вас интересует? — холодно спросил Петр Иванович.

Водитель спокойно улыбнулся:

— Ну как же. Шофер персональной машины должен все знать, но при этом, конечно, помалкивать. Например, должен я знать, куда перешел Важин… Вот нахал! — Машина впереди резко затормозила. — Чуть не наехал!.. Но это все знают — первым заместителем в райисполком. А вот что он на днях женится — это мало кто знает. Вы, например, знаете?

— Нет.

— Вот видите! А как зовут невесту?.. Тоже не знаете?

Слева, в просвете между зданиями, на линии горизонта тяжело садилось багровое солнце, но когда они нырнули в туннель — стали видны только контуры машин и красные точки стоп-сигналов. Тут была уже ночь. Может быть, продолжение трудной поездной ночи…

— Невесту звать Нина Петровна Кругликова, — усмехаясь, сказал шофер.

Петр Иванович вздрогнул.

— Вот видите? Говорят, она у вас работала. Интересная?

Несколько раз она писала ему в Воронеж. Письма были о знакомых: Алешка приступил к дипломному проекту… Кладовщица Маша собирается уходить… Сосед Миша с отъездом Петра Ивановича зачастил к ней на стройку, наверное, собирается стать строителем… В письмах вспоминались субподрядчики, конторские, даже водитель Барашков и административный инспектор. Только об одном человеке она почему-то не писала — о Важине.

Но именно Важин больше всего интересовал его. Трудно сказать — почему. Может быть, потому, что они стали противниками, а скорее всего, потому, что были такие разные. Важин внешне очень привлекателен, элегантен, даже блестящ… Сам-то Петр Иванович мешковат, в те редкие минуты, когда смотрел в зеркало, видел желтое худое лицо с печальными морщинами у рта. Важин, когда хотел, мог быть обаятелен, завоевывал сердца и начальства и подчиненных… его же, он это знал, называли «сухарем», «кремнем». Важин легко шагал вверх по служебной лестнице… он застрял старшим прорабом и если назначался на должность повыше, то обязательно с приставкой «и. о.», что означало: в любой момент его снова могут вернуть на прорабство. Наконец, Важин нравился женщинам… От него же, Самотаскина, ушла любимая жена…

Петр Иванович не отвечал на письма. Потом они перестали приходить. Он отметил это с озлобленным удовлетворением. Все так складывалось, что чем больше эта самая капризная особа Судьба преподносила ему неприятности, тем было легче. Наоборот, всякие там просветы, которые иногда появлялись в его жизни, только подчеркивали его неудачу. Месяц назад снова пришло письмо, очень короткое, Нина прощалась с ним, вроде уезжала очень далеко. Он помнит письмо:

«Петр Иванович, вы не ответили на мои письма. Понимаю, это значит, не следовало сейчас писать, но нужно попрощаться. Я теперь буду очень далеко от вас. Всего вам хорошего, прощайте.

Нина».

Машина остановилась у его дома.

— За мной утром не заезжайте, — сухо сказал Петр Иванович.

Ночь. Бродят тени по квартире, бродит лунный свет. Коридор, на вешалке одинокий плащ; кухня, полки на стене в ряд, на столе посредине коробка спичек; комната, он лежит на диване, глаза открыты… Бродят тени по квартире, бродит лунный свет.

Глава четвертая. Алешка Кусачкин

Я иду не спеша, разглядываю прохожих, витрины. Времени много, явиться к моему начальству Мирону Владимировичу должен точно в 17.30. Если прийти раньше, Мирон Владимирович многозначительно скажет: «Спешим, все спешим! А известна ли тебе, Кусачкин, пословица: «Поспешишь — людей насмешишь»? Если прийти попозже, то мой начальник начнет выговаривать. Ну, а если явиться совершенно точно, минута в минуту? Что тогда? Все равно получу замечание. Мирон Владимирович, насмешливо улыбаясь, заметит: «Ты что, за дверью стоял, точность демонстрируешь?»

В 17.30 собираются на пятиминутку все кураторы. Мы подробно рассказываем Мирону Владимировичу, что делается на объектах. Он все записывает в разные блокноты. Для чего? А вот позвонит Начальство:

«Мирон Владимирович, там управляющий трестом № 27 заедается. Как на его объектах? Нельзя ли… Ну, сам понимаешь».