Снег в июле - [15]

— Прибыл начальник! Еще молодой, Нина Петровна, строгий. Сел за ваш стол, показал на бумаги и громко так: «Это что?..» — «Бумаги, — отвечаю я, — старший прораб отчет месячный пишет…» — «Так, — говорит он, — а ну, найди своего старшего прораба. Мигом, одна нога тут, другая там». — «Это что значит?» — спрашиваю его. Он как посмотрел на меня, Нина Петровна, и говорит: «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями!» Я совсем ничего не поняла. «При чем тут кости?» — спрашиваю его. Он немного мягче стал. «Вот-вот, — говорит, — я тоже не знаю. Об этом надо спросить нашего главного инженера Руслана Олеговича. Знаешь такого? И вот что: катай, — говорит, — девочка, за прорабом. Времени у меня мало». Вот я и прибежала к вам.

Чем-то очень знакомым повеяло на меня от этого «начальника». Но нет, не может быть!

Мы спустились на второй этаж, вошли в прорабскую. За столом сидел «начальник», что-то писал.

— Вот он! — прошептала Василина.

Он поднял голову, и я увидела Алешку.

— Нина… Нина Петровна! — закричал он, вскочил со стула, бросился ко мне.

— Алешка! — тоже закричала я. — Куда же ты, мой дорогой, подевался? — Я обняла его и поцеловала в щеку.

Василина от ужаса забилась в угол и мелко дрожала.

— Так как же, Нина Петровна, ведь вы наказали мне читать классиков. И пока не прочту, на глаза не являться, — удивился Алешка.

Я все, не выпуская его, повторяла:

— Куда же ты подевался? Ах, Алешка, Алешка!

— Уже взялся за Алексея Толстого. «Хромой барин» читали? Вещь, скажу вам, замечательная. Барин, чтобы доказать свою любовь, пять километров полз на коленях. Это все равно как от Курского вокзала до Колхозной площади по Садовому кольцу. Честное слово, такое расстояние!

— Ах, Алешка, ты Алешка! Василина, да вылезь ты из своего угла. Какой же это начальник?! Это Алешка Кусачкин. Самый что ни на есть отчаянный монтажник. Хочешь, он на самом верху по балке пройдет. Это тот самый Алешка, что объяснялся мне в любви… Объяснялся или нет, подтверди Василине. — Мне было радостно и немного больно. Вот из былого, что так дорого, пришел бригадир. Сейчас он скажет, что раствор не завезли вовремя, а его, Алешкина, бригада соревнуется с бригадой (дай бог памяти, как фамилия того бригадира? Кажется, Коротков), и он, Алешка, не собирается ей уступать.

— Давай, Алешенька, про раствор! Да?.. Простой. Да? А где, Алешенька, Петр Иванович? Твой Петр Ива. Он ведь разрешил брать старый раствор…

Алешка широко улыбнулся. Ему была приятна моя радость.

— Нина Петровна, я уже не бригадир, ушел со стройки, — наконец солидно произнес он.

Дальше Алексей Васильевич — об Алешке сейчас не могло быть и речи — рассказал, что работает техническим надзором от заказчика, то есть одной из семи нянек, которые опекают стройку.

— Заказчиком? Да не может этого быть!

— Да-да, Нина Петровна, перешел на письменную работу. Ну а вы как?

Мы пошли по этажам. Алешка все пробовал найти промахи, но это ему не удавалось.

Внешне он остался таким, как был, но что-то неуловимое подсказывало, что это уже не прежний Алешка. Возмужал, что ли? Я сказала ему об этом. Алешка покровительственно улыбнулся.

— Вы, Нина Петровна, тоже словно прежняя и не прежняя. Одним словом, прорабом стали. Бывалым!

Вскоре он начал прощаться:

— Нина Петровна, пойду я, а то Мирон мой уже, наверное, волнуется. Классиков мне чтобы дочитать, полгода еще нужно, не меньше.

— Так что же, Алексей Васильевич, вы предлагаете? — рассмеялась я.

— «Посекционную» читку классиков.

Из угла, вдруг набравшись храбрости, вышла Василина. Села за свой столик и начала быстро крутить ручку арифмометра.

— Василина против, — все так же смеясь, ответила я Алешке. — Но больно я по тебе заскучала, Алексей Васильевич. Приходи ко мне, когда хочешь.

Арифмометр негодующе визжал…

Вечером я поехала к своей подруге Анюте. Она вышла замуж, что придало ей еще большую уверенность.

— Ты совсем сдурела, Нинка! Первый раз это случилось, когда ты пошла на стройку, второй раз — сейчас… Послушай, Жора! — позвала она мужа.

— Кто пришел? — закричал из ванной Жора.

— Нина пришла. Она совсем сдурела!

— Если Нина, то иду… лечу! — Он вышел из ванной в халате. — Ниночка! Как я рад. — При этом он поцеловал меня в щеку, чего никогда не делал, и покровительственно похлопал рукой по спине.

— Вы с ума сошли, Жора!

— А что? — невинно улыбнулся он. — Я думал, что мы сейчас вроде бы родственники… Ну ладно-ладно, не сердись. Обещаю, да-да, обещаю, что больше ни-ни. — Он приложил руку к сердцу. — Садитесь, пожалуйста, маркиза. Специально для вас вчера купили кресло.

— Анюта, как ты ему разрешаешь так себя вести, да еще в твоем присутствии?

— А мне уже все равно, — она пожала плечами. — Устала я… Железный он какой-то.

— Вот видишь, маркиза! — Жора пристально оглядел меня. — А знаешь, маркиза, я раньше не замечал, все на Анюту смотрел, фигурка-то у тебя замечательная.

Где-то я читала, что женщины не обижаются в таком случае. Не знаю, но помнится, мне стало противно.

— Немедленно пойдите переоденьтесь, — закричала я. — И если еще хоть раз…

Жора поднял руки вверх:

— Сдаюсь, маркиза. Все! Повинуюсь! Вот если б Анюта так со мной обращалась, я бы сразу перевоспитался… Все, все, исчезаю.