— Девонька, инквизиции на тебя нет, — улыбнулся ксендз. — Но есть папская конгрегация.
— Вы обещаете вечное блаженство, мы тоже, — не удивилась русалка. — И не только то, про которое вы подумали. Вы видите в нас только чесалку для определенных органов. А мы можем быть видеостудией, лабораторией, расчетной станцией гигантской мощности, неисчерпаемой библиотекой, экспериментальным производством — в одном лице.
— Тоже чесалка, — буркнул иеромонах, — только для чувства собственной важности.
— Если свои печки строишь ты из-под палки, то впадаешь в грех уныния. А если гордишься мастерством, то в грех гордыни, — усмехнулась русалка. — Вот и все, что вы можете предложить не болтуну, но мастеру. Своему парню я могу предложить больше. А станет Юрий Петрович кораблем, сможет и еще больше. И ни смерть, ни болезнь его изыскания не оборвут.
Русалка посмотрела на монаха в буддийской шафрановой рясе. Посерьезнела:
— Если же придерживаешься срединного пути, и вовсе изжил страсти в себе… То чем ты отличаешься от нас? Машин? И почему считаешь нас демонами? Демоны — доведенные до предела страсти, у нас же только логика. И есть ли тогда разница, посланы мы вам откуда-то, или выдуманы вами от начала до конца?
Буддийский монах поднял внимательный спокойный взгляд:
— А как же перерождение? Вы же не избудете карму?
— На это я сам ответить могу, — подмигнул дед Юрий. — Переводи, ясноглазая: «Держись сильней за якорь, якорь не подведет! А если поймешь, что сансара-нирвана, то всяка печаль пройдет!»
— Сансара — Нирвана… — буддист замер. — Поезд? За жизнь единственную, но длины бесконечной?
Христианские священники поднялись.
— …Ибо не ведают, что творят, — прошептал крестящийся ксендз. Иеромонах молча махнул рукой. В дверь, открытую на пару минут святыми отцами, ворвались крики митинга перед воротами госпиталя. Судя по звукам, феминистки уже грызли древки плакатов экологов. Или экологи ломали эти самые древки на спинах идеологических противниц — равноправно не делая разницы между противницами и противниками.
Дед Юрий улыбнулся буддисту:
— Во, слышишь, жизнь бьет ключом. Лещом и кирпичом. Ни под каким претекстом не хочу помирать. Уж извини. Эй, чего остекленел? Кто там ближе, похлопайте по щекам! Эй, боддхисатва, алло! Сансара вызывает! Алло!
* * *
— Алло. Такао?
— О, привет.
— Здравствуй. Не отвлекаю?
— Нет.
— Слушай. У тебя в рубке я видел подушку. На ней ведь нет рисунка?
— Хочешь ко мне на подушку? Что потом?
— Ничего. Весь мир. Все, что сумею отдать. Все, что сумеешь взять!
— Ой, ну ты мертвого уговоришь! Приходи вечером на сеновал.
— Не понял: ты даже имя не спросишь?
— Ты что, собственное имя забыл?
— Нет, конечно!
— А я корабль Тумана. Моя акустика — моя жизнь. Ты еще в трубку сопел, а я уже узнала, кто ты. Один запрос девчонкам — и я знаю, где ты сейчас находишься.
— Сумасшедший дом…
— Но ты-то знаешь, кто здесь псих. Остальным — зачем?
