Михаил Бобров
Серое утро
Соул - застывшая молния. Откровение главного пути.
Великая энергия солнца - не подарок, а поручение.
Не ставьте ограничений - сейчас вы более свободны, чем всегда.
"Руны - названия и толкования".
Неизвестный автор.
К этому утру лучше всего подходила музыка ДДТ. Не песня - ни одна из их песен; а музыка, проигрыш, кажущаяся бессмысленной музыкальная тема, создающая ощущение чего-то подкрадывающегося, страшного своей неизвестностью.
Когда песня, наконец, начиналась - даже такая мутная и тяжелая, как "Мир номер ноль" - можно было вздыхать с облегчением.
Вверх от вокзала по главной улице неспешно шагала какая-то женщина. Или мужчина - если он предпочитал носить тяжелые густые светло-каштановые волосы до пояса. На Отрогах ни мужчины, ни женщины не носили очень длинных волос. Будь на улицах горожане, на человека бы оборачивались или пытались бы украдкой заглянуть ему в лицо - под довольно неудобный брезентовый капюшон. Но утро только-только занималось; диву даваться было еще некому.
Далеко сзади, на вокзале, завизжал сигнал отправки. Второй... Третий... Состав быстро оторвался от перрона и ушел вниз - в предгорья, а потом и в долины.
Человек на утренней улице оглянулся, проводил лязгающие вагоны взглядом, сел прямо на брусчатку с чисто женской непосредственностью и искренностью, и разрыдался прямо посреди полосы.
Словно в ответ на рыдания, из-за угла вышел мужчина в ярко-апельсиновом комбинезоне дорожного рабочего и какой-то ременной сбруе поверх. Он попытался помочь плачущей женщине встать, но сделать это было ничуть не легче, чем загонять в землю дождевых червей. Видимо, осознав бессмысленность уговоров, мужчина встряхнул рыдающую русалку за плечи. Это помогло. Опираясь на его руку, она выпрямилась и принялась утирать слезы. Утренняя сырость оседала на одежде обоих. С долин рвануло теплым ветром; ровным гулом отозвался черный еловый лес на склонах.
***
Кто придумал название профессии "специалист по истории религий", никто уже не знает, наверное. Впрочем, в инете наверняка нетрудно найти. Впрочем, где теперь тот инет!
Впрочем, все по порядку. Когда ей рассказали, что Франт застал еще в Кавказских горах храм и местность, где крестились одним пальцем - а не двумя и не тремя - запахло статьей... даже, может быть, и в "Нейчур". Тогда она еще не очень обратила внимания на две вещи: Франт сказал буквально "Я был на Кавказе и вернулся живым"; а вторая - ее парень оказался специалистом только по знакомствам, и она это знала уже тогда. Но ей как раз такой и был нужен. Инженера она не хотела категорически - насмотрелась на мамино мыканье; новоруса подцепить как-то было ей боязно, ну а с бандитами какая же дура будет связываться? Еще пристрелят за компанию. Так что когда по дороге домой к ней очевидно подъехал симпатичный Лешка с букетом огромных любимых белых роз... ладно, в любой момент можно послать его нахрен, если что-то пойдет не так. Вариант вырисовывался практически идеальный - парень был мажор, но мажор воспитанный и всегда готовый подшутить над своей мажорностью. И с некоторым даже достоинством; что, впрочем, ее тогда особенно не занимало. Честь, совесть - это все мужские заморочки. С мужчиной можно делать все что угодно, если умеючи. А она считала, что умеет.
Поэтому поехать поискать храм рискнула. Тогда еще не воевали, грузины русским были друзья и братья, и в горах всерьез опасались только лавин.
Когда же началась война, Лешка исчез. Изник из гостиницы в одну ночь, не оставив ни следу ни духу; говорили, что он вступил в наемники, она не очень поверила - тот еще мальчик. Спасибо хоть, что денег с собой не прихватил. Но теперь, Катерина Михайловна, что делать станешь? Не плакать же?
И чего теперь больше бояться? Что в Турцию продадут, или что здесь разрежут на куски... вполне могли. Сердце у Кати было здоровое, крепкое... глаза красивые... Все-таки не вытерпела, разревелась первый раз в номере гостиницы "Южная". Утешала ее коридорная бабушка из Харькова родом. Почему-то запомнилось именно это. Простой билет купить было можно, но вот уехать! Из поезда задешево могли и высадить. К тому моменту они забрались за Сванскую область, идти через нее обратно знающие люди не советовали. Смотрели на Катю, морщились... и не советовали. "Одного-то тебя пропустили бы, что с тебя брать" - говорили Лешке. Он, видимо, и решил - один.
А потом все было как обычно. Как в войнах тирольцев и швейцарцев в шестнадцатом веке, как в войне с Польшей в семнадцатом... "Специалист по истории религий", она поневоле узнала кое-что и о средневековой истории. Тем более, что феодализм на этой земле еще никуда не делся, и чуть что, показывал когти из-под цивилизационных струпьев.
На фронте враги, а в тылу практически всегда - бандиты. Война отпускает на волю множество оружия. Зачем культура? Хватай и смывайся; власти нет. В старых книгах об этом говорилось красиво - время волка. А сидеть и ждать своей очереди?
Несколько недель в начале зимы она просидела дома у сердобольной бабушки из Харькова. Что-то шила на продажу. Латала одежду. Она не хотела помнить, что именно, но шитья было много. Запомнился оверлок - маленький, настольный, с большим черным электромотором от промышленной швейной машины. Оверлок был белый, ткань ползла по нему, совсем как ритуальный узор по кельтской повязке.