Снайперские дуэли. Звезды на винтовке - [20]

Из письма с фронта в Тамбов матери:

Дорогая моя мамуля! Ничего я не скрываю. Честно: я жив и здоров, цел и невредим.

Прежде всего сообщаю, что мы с Вовкой Дудиным сейчас отдыхаем в тылу — это нам вроде награды. Я, например, недавно за день уничтожил одиннадцать фашистов — вот меня и поощрили. А вчера к нам мимоходом забрел знакомый разведчик, который рассказал, что три дня назад наши взяли в плен важного фашиста. Тот на допросе сообщил следующее: «Какой-то ваш снайпер убил за два часа одиннадцать доблестных солдат нашего рейха. И среди них один был генералом, а другие — двое полковников и несколько офицеров, приехавших из Берлина по заданию ставки».

Так что на моем счету теперь есть еще и генерал с полковниками для коллекции.

Вот видите, я правдиво отчитался за свою работу на фронте. Теперь жду Вашего отчета о работе и жизни.

Евгений.

Дуэль

Декабрь был суровым. Эта памятная всем зима 1941/42 года оказалась ранней и лютой: по ночам трещали сорокаградусные морозы, а снежный покров на равнинах достигал метровой толщины. Зимние месяцы стали нелегким испытанием и для нас, защитников Ленинграда, и для его жителей.

Однако упорно сражались с врагом храбрые советские воины у стен города, крепко держались и мужественные ленинградцы. Каждый из них считал себя бойцом, а каждый боец в траншеях считал себя ленинградцем. И, несмотря ни на какие трудности, мы верили, что победа придет, что она будет за нами. И еще тверже сжимал в руках винтовку боец, полный решимости отстоять великий город Ленина.

Крепче стали бить фашистов и наши снайперы. По всему Ленинградскому фронту росло и ширилось, принимало массовый характер движение истребителей немецких захватчиков. В каждой дивизии фронта имелись теперь снайперы, на счету которых числилось по нескольку десятков уничтоженных ими гитлеровцев. Появились целые отделения, расчеты, даже роты, называвшиеся снайперскими.

И фашисты быстро почувствовали, что такое советские стрелки, от меткого огня которых они ежедневно теряли сотни своих солдат и офицеров. Теперь немцы уже не были такими беспечными и нахальными, как раньше. Они осторожней стали вести себя не только на переднем крае, но и в своем глубоком тылу, стали основательнее окапываться, ходили, низко пригнувшись к земле, а то и ползая по ней.

Обеспокоенное огромными потерями в живой силе, немецкое командование вынуждено было срочно отозвать с других фронтов и бросить под Ленинград своих сверхметких стрелков. И вот такие асы, большие мастера своего дела, убийцы со стажем и огромным опытом, появились и на нашем участке. Мы быстро почувствовали присутствие фашистских снайперов: они попадали в смотровую щель бронеколпака, ловко уничтожали наших наблюдателей. Теперь нам нельзя было свободно ходить по своим траншеям, особенно на нашем, неудобно построенном участке обороны. Трудней стало работать и нам, снайперам. Некоторые сложили тогда свои головы от огня фашистских стрелков. Так, в январе 1942 года трагически оборвалась жизнь знатного снайпера 13-й дивизии Феодосия Смолячкова.

На счету у Феодосия было 125 уничтоженных фашистов. На траурном митинге, прощаясь со Смолячковым, снайперы нашей дивизии поклялись беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, отомстить за смерть своего товарища.

Его похоронили неподалеку от тех мест, где он воевал, — на Чесменском кладбище. В феврале 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Феодосию Смолячкову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. В Ленинграде на Выборгской стороне ему установлен памятник — на той самой улице, которая носит его имя.

С одним из фашистских асов-снайперов, появившихся на нашем участке, я решил помериться силой.

Три дня просидел я в тылу полка, проверяя готовность к предстоящей схватке. Снова и снова нанизывал пустые спичечные коробки на соломинки и, начав со ста метров, все увеличивая и увеличивая расстояние, сбивал соломинки.

Почувствовав наконец, что вполне подготовлен к поединку, я отправился на КП батальона.

— Товарищ майор, — обратился я к комбату Морозову, — разрешите поискать этого фашистского снайпера. Хочу пойти с ним на сближение. Вы разрешите? Я готов ко всему: либо я его, либо он меня — третьего не дано. Но идти надо, надо! Разрешите?

— Что ж, Евгений, дуэль — так дуэль. Но запомни: нам надо, чтобы ты его! Какая от нас помощь требуется?

— Прикажите взводам, товарищ майор, чтобы два — три дня наши не ходили по траншеям, зря не высовывались. Но стрельбу не прекращать! Пусть даже в небо бьют, лишь бы треск стоял. Хочу, чтобы фашист понервничал, поискал для себя цели.

— Это мы сделаем. Так когда идешь?

— Да сегодня в ночь и отправлюсь.

Путем вычисления «обратной вилки», получившейся от попаданий фашиста, я пришел к выводу, что сидит он где-то недалеко от трамвайной линии, перед нашим третьим взводом — правее его и ближе к Финскому заливу, на нейтральной полосе. Только оттуда и мог он бить поперек нашей траншеи. Я предполагал, что у фашиста не одна, а может быть, две-три запасные позиции, но и те должны были быть в той же стороне. «Ловко пристроился, сукин сын, — думал я, — не видя целей, он бил «на ощупь», по входам наших землянок. И поражал бойцов, сидящих против входа, занавешенного простой плащ-палаткой. Бил наугад и попадал».