Снайпер морской пехоты - [72]

Отсюда, с границы открытого участка, он видел замаскированные сооружения СВА с усиленной охраной и укреплённые огневые точки. Он даже не представлял себе, в какой точке Юго-Восточной Азии находится, а ранее предпочёл о том не спрашивать. На изученной им карте названий не было. Судя по маршруту и длительности перелёта, он вполне мог находиться в Лаосе или даже в Северном Вьетнаме.

Под прикрытием темноты Карлос подновил маскировочную раскраску и сменил тёмно-зелёные лесные листья на более светлые и соломенно-жёлтые пучки травы, которая окружала его сейчас и покрывала обширный открытый участок, лежащий перед ним. Он вытащил фляжку и наполнил водой крышку. Поднеся её к губам, он начал пить мелкими глотками, шаря вокруг глазами в поисках признаков движения, пытаясь уловить носом человеческий запах.

Так он просидел час, продолжая настраиваться, отпивая мелкими глотками воду из крышки от фляжки и отдыхая под прикрытием леса.

Наконец он лёг на бок и выполз на открытый участок, двигаясь плавно и медленно, как минутная стрелка на часах, плотно прижав к груди «Винчестер».

Он ни на миг не останавливался, но полз настолько медленно, что человек, стоящий в десяти футах от него, скорее всего не заметил бы и следа движения. За минуту он преодолевал несколько дюймов, за час — несколько ярдов. С этого момента и до выполнения поставленной задачи Хэткоку предстояло ничего не есть, не спать и очень редко пить.

До этого он и не думал, что передвигаться придётся настолько медленно. Он медленно полз по сухой траве высотой примерно с фут над головой. Хэткок взглянул на звёзды в ясном ночном небе и помолился богу о дожде. Если бы пошёл дождь, он смог бы ползти быстрее, потому что противник видел бы хуже, а проливной дождь заглушал бы производимый им шум. Да и трава с сорняками, намокнув, шуршали бы потише.

Снайпер морской пехоты отполз футов на тридцать от границы леса и услышал, что к нему приближается патруль противника. Он начал высматривать их во тьме безлунной ночи. Он знал, что они направляются к нему, потому что трава с каждым их шагом хрустела громче. Хэткок затаил дыхание. Патруль был совсем рядом. В груди заболело, бешено забилось сердце. Пот лился изо всех пор. Он боялся, что они учуют его запах. Замерев, он взглянул на оставленный след — примятые и раздавленные стебли травы.

Хэткок подумал: «Если они меня заметят, то как раз из-за этого. Они увидят след». Грудь раздирала невыносимая боль, без воздуха он больше не мог. Он чувствовал себя как ловец жемчуга, который нырнул чересчур глубоко и глядит на зеркало воды над собой. Слишком далеко было от него до желанного воздуха. Он вспомнил, как мальчишкой нырнул однажды очень глубоко, и какая боль свела его грудь как раз в тот момент, когда он выплыл на поверхность. Хэткок медленно позволил себе выпустить воздух. Ему очень хотелось сделать глубокий вдох, ощутить, как кислород ворвётся в лёгкие, но вместо этого он втягивал в себя воздух беззвучно, очень медленными, крохотными глотками.

Он чуть не закричал, когда почувствовал, что кто-то прошёл прямо у его ног. Он заметил ногу, вслед за ней мелькнула ещё одна, и ещё одна. Патруль СВА прошёл между ним и спасительным лесом.

Он услышал, как один из солдат кашлянул. Другой прошептал что-то по-вьетнамски. Хэткок подумал: «Вот раздолбаи! Даже по сторонам не смотрят. Ходят тут как дома, в безопасности, и ни о чём не подозревают».

Патруль прошёл мимо. Хэткок проследил, как они побрели вдоль границы леса, даже не подозревая о его присутствии. «Похоже, это их разгильдяйство только что меня спасло», — подумал он. «Ох, и пожалеют же они об этом», — сказал он себе. По его лицу скользнула улыбка, и он сразу же воспрянул духом. Как только противника стало не слышно, он снова пополз вперёд под покровом ночной тьмы.

День второй

Перед рассветом очень хочется спать. Любой солдат, которому приходилось бодрствовать всю ночь, подтвердит, что самое тяжёлое время, когда труднее всего бороться со сном, наступает в самый тёмный, холодный и тихий час — примерно за час до рассвета.

Хэткоку надо было отдохнуть, но он не мог позволить себе рискнуть и поспать. За прошедшие месяцы он научился дремать и бодрствовать одновременно, не смыкая глаз. Он не знал, благодаря какому самогипнозу это происходило, но всегда чувствовал себя очень бодро после каждой из таких десятиминутных передышек.

Замигал огонёк костерка, который привлёк его внимание и прервал недолгий сон. «Дураки какие эти гамбургеры! — подумал он. — В другое время и другом месте, Чарли, никуда б ты от меня не делся».

Над костром висел железный котелок, в котором варился рис. Трое солдат СВА сидели на корточках, в полудрёме дожидаясь, когда будет готов их завтрак. Это был расчёт счетверённой пулемётной установки, находившейся на левом фланге линии обороны лагеря. По траве от лагеря тянулась тонкая тропинка, она проходила мимо пулемётного гнезда, резко сворачивала влево и уходила прямо в лес. В окнах самого большого дома горел свет. Карлос решил, что когда-то там находилась французская плантация.

В доме над фарфоровым тазиком с холодной водой склонился низкорослый седеющий генерал. Тонкая белая нательная рубаха скрывала безволосую впалую грудь и морщинистый живот. Ниже рубахи он был в мешковатых белых трусах. Обувь он снял, но ноги на гладком тиковом полу были в носках. Коричневая форма старого офицера аккуратно висела на вешалке на колышке, вбитом в дверь. Широкие красные погоны и широкие красные петлицы на вороте блистали золотым шитьём и позументами.