Снайпер морской пехоты - [42]

* * *

Ночью Хэткок поднялся и сел на краю кровати. Его трясло. Дрожали ноги, всё расплывалось перед глазами. В голове гудело, словно он только что совершил марафонский заезд на «русских горках». Он списал всё на день, проведённый под проливным дождём. Но в глубине души он знал, что это нечто иное — то, что очень ему не нравилось. То, что подкрадывалось к нему, нападая и отступая, уже три года.

Это началось, когда Джо рожала Карлоса Нормана Хэткока III. Ей пришлось самой звонить в «скорую» военно-морского госпиталя в Черри-Пойнте и просить, чтобы её доставили в родильную палату. Хэткок к тому времени уже две недели страдал от приступов слабости и тошноты, и врачи на всякий случай положили его в госпиталь.

Там он и находился, когда родился сын. Он очень переживал по этому поводу, потому что предпочёл бы провести всё это время рядом с женой, но иногда ему казалось, что именно рождение сына укрепило его тогда в решимости выбраться из госпиталя и вернуться к исполнению своих обязанностей, хотя недуг и не оставил его насовсем.

Так плохо, как той ночью в хибаре снайперов на высоте 55, ему не было уже много месяцев. Он сидел на кровати, и даже со стороны видно было, как он дрожит. Мясистая рука легла ему на плечо.

«Что с тобой, Карлос?»

Хэткок повернул голову и увидел у кровати капитана. «Иди-ка в лазарет, — сказал тот с присущей ему хрипотцой. — Ты как выжатый лимон».

«Шкипер, — сказал Хэткок нараспев высоким голосом. — Всё нормально, точно говорю. Застудился я немного под дождём. Сейчас выпью чего-нибудь горячего и уползу в койку. Я поправлюсь».

Лэнд недоверчиво на него посмотрел, но решил довериться мнению своего сержанта по поводу того, нужен ему доктор или нет. «Надесь, это поможет, но я буду за тобой присматривать. Что-то мне твой вид не нравится. Знаешь ведь, жизнь — штука тяжёлая. Но идиоту жить чертовски тяжелей».

Хэткок улыбнулся, вспомнив кино с Джоном Уэйном, в котором он впервые услышал эту фразу. «Есть, сэр. За меня не волнуйтесь. Может, я и неуч, но никак не идиот».

Однако в глубине души он понимал, что жить ему ещё предстоит чертовски тяжелее, и вечно прикидываться идиотом не выйдет. Рано или поздно секрет раскроется, от врачей не спрячешься. Но время для этого ещё не настало.

Не прошло и двадцати минут, как капитан вернулся к Хэткоку с кружкой, до краёв наполненной горячим куриным супом. «На вот, выпей».

«Что это? Куриный суп? И где вы его нашли?»

Капитан улыбнулся: «Знаешь штаб-сержанта из столовки? Я просто пришёл, попросил горячего супа, он и вынес. Я не спрашивал, откуда, каким образом… Сказал «спасибо» и ушёл».

Лэнд придвинул к кровати патронный ящик, который соседи Хэткока по палатке использовали вместо стула, и сел на него. «Тебе точно к врачу не надо? Тебя же трясёт всего».

«Да нормально всё, точно. Простыл чуток сегодня, вот и трясёт».

Осторожно приложив ладонь ко лбу Хэткока, капитан не обнаружил признаков жара. «Температуры вроде нет. Скорей всего, поправишься. Чуток простыл, наверно. Ты завтра полежи ещё».

— Хорошо, сэр, полежу — если не оклемаюсь. А как поправлюсь — сразу же к вам.

— Это уж само собой.

В час ночи Хэткок вышел по нужде, шатаясь и запинаясь как сильно пьяный. Он боялся, что до утра его болезнь не пройдёт.

Оказавшись внутри фанерного домика, он постарался дышать неглубоко, каждый раз задерживая дыхание на несколько секунд, чтобы поменьше ощущалась вонь от экскрементов, которыми была заполнена обрезанная 55-галлоновая бочка под деревянным троном, на котором он восседал. Он вспомнил, как наблюдал однажды за рядовым, который затаскивал эти тяжёлые ёмкости на «мула»[9], и как жидкая гадость выплёскивалась ему на руки и одежду — после такой работы на рабочем обмундировании рядового на груди и обеих штанинах оставались липкие чёрные пятна.

Хэткок подумал о том, что ему повезло носить звание сержанта. Не надо было ходить в сортирные наряды, утаскивать заполненные дерьмом бочки на западный склон высоты, заливать их доверху керосином и поджигать.

Проснувшись поутру, Хэткок почувствовал себя лучше. Голова почти совсем не кружилась. Трясло уже поменьше, только ноги слегка дрожали. Он улыбнулся, опустил ноги на заляпанный ружейным маслом фанерный пол и уверенно встал. «Наверное, всё было от того, что промок вчера», — подумал он.

Несмотря на то, что ему стало лучше, он ещё несколько дней не выходил в поле, занимаясь составлением учебных планов и принимая отчёты от курсантов. А ещё он составлял планы выходов на патрулирование — ему не терпелось снова начать ходить во главе этих патрулей.

Стоял изнурительно жаркий день муссонного сезона, температура и влажность держались под 95. Хэткок составлял отчёт за прошедший день, сидя за зелёным полевым столом из обшивочных досок. Он снял рубашку, оставшись только в камуфляжных брюках и ботинках. Снайперы вернулись с выхода рано, и снова ни с чем. Их отчёт был краток.

Карлос пил холодное пиво. Ганни купил упаковку из шести банок в пять часов, когда открылся клуб рядового и сержантского состава, и две банки стояли в углу полевого стола, дожидаясь капитана. По ним каплями стекала вода.