Смысл жизни человека: от истории к вечности - [48]

Но если бы надо было во что бы то ни стало достигнуть какого-нибудь положительного знания о том, что философия в силах выразить только негативно, как отрицание воли, то нам не оставалось бы ничего другого, как указать на то состояние, которое испытывали все те, кто возвысился до совершенного отрицания воли, и которое обозначают именами экстаза, восхищения, озарения, единения с Богом и т.д.; однако это состояние нельзя, собственно, назвать познанием, ибо оно уже имеет формы субъекта и объекта и доступно только личному опыту каждого, далее несообщимому».342

Шопенгауэр приходит к заключительным выводам:

1. совершенным проявлением воли как мировой основы является человек, познавший цель своего существования как ничто, осознавший, что «лучше бы нам не быть»;

2. Способность человека к свободному отрицанию воли – единственное, что составляет его коренную специфику по отношению к другим живым существам и делает его равномощным самой воле;

3. самоотрицание воли к жизни – условие перехода от мира страданий к свободе, хотя и отрицательного вида;

4. тяжкий путь самопознания воли и обретения свободы в отказе от хотения, как такового, должен быть пройден самим индивидом, и проходится он каждый раз заново;

5. процесс самопознания воли, равный освобождению – иррационален: бесконечен, безграничен и невыразим; о нем может свидетельствовать лишь внутренний духовный опыт индивидуума (несообщаемый) или внешнее – художественное – его выражение (недоказуемое, интуитивно получаемое и так же воспринимаемое);

6. этическим ответом на страдание как сущность жизни может быть лишь сострадание; религиозным ответом – самоотрицание в святости; философским ответом – деиндивидуация человека через утверждение его родовой сущности как подлинной и вечно настоящей.

Фридрих Ницше – один из родоначальников «философии жизни», которая возникла как антитеза классическому рационализму и, одновременно, плоскому механистическому естествознанию, которым не удалось, по мнению немецкого мыслителя, постичь тайну жизни – первичной реальности, целостного органического процесса мирового изменения, вечного становления и круговорота, противостоящего всему определенному и «ставшему».

Так понимаемая «жизнь» предшествует нашим привычным дистинкциям – противопоставлениям материи и духа, бытия и сознания; она лежит «ниже», глубже этих развилок и представляет собой единый поток творческого становления, ту самую «реку Кратила», в которую «нельзя войти и один раз».

Эта жизнь не может быть схвачена рассудочными понятиями аналитической науки, ибо разум, по своей природе, безнадежно оторван от жизни, ориентирован на практические утилитарные интересы и уповает на науку как панацею, как инструмент познания всего и вся (сциентизм).

Научному познанию мира и, прежде всего, человека надо противопоставить внеинтеллектуальные, интуитивные, образносимволические способы постижения действительности – иррациональной, в своей основе.

Человек у Ницше – существо не одномерное и прозрачное, а проблематичное. Отсюда страстность, пафосность, острота его изображения. Человек – еще не вполне ставшее, «больное» животное, не законченное, которое вследствие «отпарывания от животного прошлого», страдает и от себя самого, и от вопроса о своем назначении. При этом, человек есть как бы «эмбрион человека будущего, настоящего представителя истинной породы». Приход к такому высшему состоянию ничем не гарантирован, человек должен пересоздать себя из нынешнего «материала». «Человек, то есть животное – человек, до сих пор не имел никакого смысла, а его земное существование никакой цели… Смысл, который человек стремится придать своему бытию, он должен позаимствовать у жизни. Но жизнь есть «воля к власти»; все великое в человечестве, вся великая культура развиваются из воли к власти и чистой перед ней совести».343

Проблема власти – этого неуловимого и, вместе с тем, всеобъемлющего феномена, указывающего на саму жизнь, как свою метафизическую корневую систему, – должна была, рано или поздно, потребовать появления не просто её исследователя, но непосредственного выразителя, каким стал Фридрих Ницше. Только философ – поэт, романтик и пессимист, скептик и позитивист, в одном лице, мог подойти к «власти» как к безбрежному морю исторических и над – исторических реалий, обнаружив в них один мощный и зычный тон жизни, утверждающейся или посредством человека, его деяний, или обходящейся без него вообще. В том случае, когда человек оказывается не в состоянии вынести этого вселенского рева и закрывает свои глаза и уши. На это способны только «мы, бесстрашные», как выразился Ницше, те, «кто живет в возвышенном, как дома».

Такой же безбрежности, какую философ демонстрирует в отношении жизни, его сочинения требуют от их восприятия. В противном случае возникают ярлыки и оценки Ницше как «пангерманиста», «антисемита», «славянофоба» и «предтечу фашистского III рейха»: Петер Гаст приводит характерную реплику Вагнера, относящуюся к июню 1878 года: «Ах, знаете ли, Ницше читают лишь в той мере, в какой он принимает нашу сторону».344

Во вступительной статье к первому тому сочинений Ницше К.А. Свасьян говорит о парадигме немецкого мыслителя как об аналоге коперниканской: «Я, вращавшееся прежде вокруг объективного мира ценностей (моральных, религиозных, научных, каких угодно), отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет само стать центром, самолично определяющим себе меру и качество собственной ценностной галактики».