Смысл жизни человека: от истории к вечности - [43]

Шрифт
Интервал

Таким образом, рассматривая марксистскую антропологию в контексте смысложизненной проблематики философии и религии, мы приходим к выводу об абстрактности подхода марксизма к человеку, взятому в аспекте исторически нарастающего противопоставления социального природному, в отвлечении от духовно-иррациональных оснований бытия и в доминировании будущего над настоящим. Относительное содержание человеческой жизни было взято в отрыве от его абсолютной основы и цели, а временной план бытия человека и мировой истории – в отрыве от вечности. В результате – смысл жизни индивида релятивирован, индивидуальное растворено в социальном, и выбор жизненного пути индивида как его экзистенциальная прерогатива был «вручен» социально-политическим силам и структурам. Экономическое отчуждение, на практике, было не только не преодолено, но и дополнилось политико-правовым, а также духовно-культурным.

Марксизм разделил, таким образом, судьбу многих гуманистических, по своей устремленности, моделей мирового развития, оказавшихся утопичными, в силу того, что ставку сделали не на индивидадействительного экзистенциального центра эмпирической действительности, пронизанной её абсолютно-духовным содержанием, а на личность, реализующую только свои, всегда релятивные, социальные потенции.

Теоретический анализ бытия человека, ограниченный исключительно его социально-историческим измерением, и практические рекомендации переустройства жизни, вытекающие из такого анализа, наряду с действительным объяснением причин и механизмов социального отчуждения, не вышли за его пределы, усугубили многие его конкретные формы на практике. Утопические построения на уровне целей были дискредитированы на уровне средств их реализации: утопия сомкнулась со своей квазипротивоположностью – антиутопией. Путь был пройден, как бы это не отрицали современные марксисты, до конца. Человечество получило колоссальный урок, равного которому в истории нет. В этом его – отрицательное, но огромное значение.

Единствен ли этот путь осуществления марксистской модели, логично ли, естественно ли вытекает он из её принятия? Или возможен иной путь, основывавшийся, допустим, на утверждении Маркса, что «воспитатель и сам должен быть воспитан», до того, как, засучив рукава, принялся действовать? Обращение к такому пути, очевидно, выходит за рамки марксистской концепции, или отводит ей вспомогательнометодологическую роль в исследовании социально-экономических корней феномена отчуждения и дегуманизации личности. Концепция же цели и смысла человеческого существования должна стать следствием более масштабного, над – (сверх-) исторического видения сущности человека, её абсолютной основы и вечного содержания.

Содержание и смысл жизни человека в философии иррационализма (А.Шопенгауэр, Ф.Ницше)

Учение о смысле жизни человека, о задачах, поставленных перед ним должно быть органично вплетено в исследование Большого Бытия, и вне его будет лишь очередным представлением очередной философской концепции.

Так считал Артур Шопенгауэр, которого называют автором одной книги, но зато произведшей настоящую мировую революцию в умах, если не современников немецкого мыслителя, то его внимательных читателей конца XIX – начала XX века.

Содержанием труда Шопенгауэра «Мир как воля и представление» является не просто «иррациональный и пессимистический волюнтаризм», как это утверждают и современные учебники, а страстное желание различить два принципиально несовпадающих начала: абсолютного и относительного.

Свое исследование Шопенгауэр начинает со второго, с представления как объекта опыта и науки: «Мир – мое представление: вот истина, которая имеет силу для каждого живого и познающего существа…».294 Весь мир является только объектом по отношению к субъекту, «воззрением для взирающего – короче говоря, представлением».295

Новой эту истину Шопенгауэр не считает, указывая на Декарта, Беркли, философию Вед (Древняя Индия).

То, что все познает и при этом никем не познается, – субъект, для которого существует все, что существует. Даже тело, отличающееся от всех других объектов тем, что оно – непосредственный объект.

Итак, мир как представление имеет две существенные стороны: объект (его формой служат пространство и время, обеспечивающие множественность вещей) и субъект, лежащий вне пространства и времени, благодаря которому мир существует как представление. Эти стороны неразрывно связаны друг с другом. Так что объект можно познавать, исходя из одного субъекта, «то есть, говоря языком Канта, они a priori лежат в нашем сознании».296

Представления различаются как нечто абстрактное и интуитивное. Первое составляет такой класс представлений как понятие, доступный только разумным существам, людям. Интуитивное представление объемлет весь внешний мир, всю совокупность опыта вместе с условиями его возможности, формами опыта (пространство и время). Данные формы опыта предшествуют ему, а не вытекают из него, априорны, по своей сути. Они, также, связаны: «Только из соединения времени и пространства вырастает материя, то есть возможность существования и потому пребывания, а из нее – возможность постоянства субстанции при смене состояний. Будучи в сущности соединением времени и пространства, материя всецело носит на себе отпечаток обоих».


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.