Смысл жизни человека: от истории к вечности - [42]
Можно ли верить, спрашивает С. Франк, что сама жизнь, полная зла, каким-то внутренним процессом самоочищения и самоопределения, с помощью сил, растущих из нее самой, может спасти себя, победить себя, т.е., как барон Мюнхгаузен, «вытащить себя за волосы из болота»?
А если допустить, все же, возможность осуществления мечты о всеобщем спасении…? «Тогда возникает вопрос: …дарует ли нашей жизни смысл грядущее наступление этого идеала и наше участие в его осуществлении? Некогда в будущем – все равно, отдаленном или близком, – все люди будут счастливы, добры и разумны; ну, а весь неисчислимый ряд людских поколений, уже сошедших в могилу, и мы сами, живущие теперь, до наступления этого состояния, – для чего все они жили или живут? Для подготовки этого грядущего блаженства?.. Неужели можно признать осмысленной роль навоза, служащего для удобрения и тем содействующего будущему урожаю? Человек, употребляющий навоз для этой цели, для себя, конечно, поступает осмысленно, но человек в роли навоза вряд ли может чувствовать себя удовлетворенным и свое бытие осмысленным».290 И действительно, почему одни должны страдать и умирать во тьме, а их грядущие преемники наслаждаться светом добра и счастья? С этим не может примириться совесть и разум не только предков, но и потомков, которым «кусок не полезет в горло» при мысли о его горькой цене.
Отсюда следует кардинальный вывод: «Поэтому мировой смысл, смысл жизни, никогда не может быть ни осуществлен во времени, ни вообще приурочен к какому-либо времени. Он или есть – раз навсегда! или уже его нет – тогда тоже – раз навсегда!.. Все дела человека и человечества – и те, которые он сам считает великими, и то, в котором он усматривает единственное и величайшее свое дело, – ничтожны и суетны, если он сам ничтожен, если его жизнь по существу не имеет смысла, если он не укоренен в некой превышающей его и не им сотворенной разумной почве… «Что делать» значит тогда уже не: «как мне переделать мир, чтобы его спасти», а: «как мне самому жить, чтобы не утонуть и не погибнуть в этом хаосе жизни».291
Единственное «дело», которое, в отличие от какой-либо «деятельности», может привести к этой цели, «сводится всецело к «делу» внутреннего перерождения человека через самоотречение, покаяние и веру», утверждает русский религиозный мыслитель С. Франк.292
Нерелигиозно мыслящий человек, марксист, к примеру, мог бы возразить на это: данный подход неправомерен, так как он включен в более широкий, чем социальный, контекст смысла жизни индивида и всего человечества, то есть, абстрактен, а не конкретен, каким должно быть социально-экономическое и политическое учение.
Однако, сторонники и защитники марксизма, например, Э. Фромм, именно и определяют марксизм как теорию и методологию практического гуманизма вообще, «без заранее установленного масштаба», без привязки к определенным срокам времени. Если согласиться с утверждением, что марксизм по своей сути есть антропология, или её оригинальная модель, то невозможно будет обойти её центральную проблему: смысл жизни человека и человечества. Марксизм сам требует отношения к себе «по гамбургскому счету», т.е. как к учению, дающему истинный, исторически выверенный и научно подтверждаемый ответ на вопрос о смысле жизни человека и всей мировой истории. Поэтому данный контекст имеет не абстрактный, а конкретный вид, вполне оправдан и только может формироваться в ключе либо абсолютного решения вопроса о смысле жизни (например, христианского) либо относительного, социальноисторического решения этого вопроса. Во времени, относительно, он такого решения не дает, даже в грядущем (осмысленной должна быть жизнь любого человека и любого поколения людей – «предшествующих или будущих»). Остается вечность, в которую невозможно «вписать» человеческую жизнь или мировую историю, не выходя за её пределы, не обращаясь к их абсолютному содержанию, которое философским языком обозначается как Мировое Начало (Дух, Разум и т.п.), в религии вообще – как Бог, а в христианстве особо – как Св. Троица: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой.
Абсолютное и есть самое конкретное нашей жизни, то, что пронизывает сегодняшний день, в отличие от относительного, которому всегда тесно в настоящем и требуется будущее. «Кто говорит о своей великой исторической миссии и о чаемом светлом будущем и не считает нужным согреть и осветить сегодняшний день, сделать его хоть немного более разумным и осмысленным для себя и своих ближних, тот, если он не лицемерит, идолопоклонствует. И наоборот, чем более конкретна нравственная деятельность человека, чем больше она считается с конкретными нуждами живых людей и сосредоточена на сегодняшнем дне, чем больше, короче говоря, она проникнута не отвлеченными принципами, а живым чувством любви или живым сознанием обязанности любовной помощи людям, тем ближе человек к подчинению своей внешней деятельности духовной задаче своей жизни».
