Смысл жизни человека: от истории к вечности - [155]

«Единственно возможный, содержательный, постоянно, живо и конкретно полемизирующий с действительностью принцип этики гласит: самоотречение ради жизни из благоговения перед жизнью».830

Смысложизненная проблема органически связывается с так понимаемым принципом этики, так как «стать нравственным означает стать истинно мыслящим». Далее: всякое истинное познание переходит в переживание, ибо, строго говоря, «я не познаю сущность явлений, но я постигаю их по аналогии с волей к жизни, заложенной во мне».

Мы видим, что этика Швейцера представляет собой органический сплав «философии жизни» (Ницше, Шопенгауэр) и этики долга Канта, точнее «философию жизни», переработанную в духе безусловной нравственной императивности, где место долга занимает благоговение перед жизнью, простирающееся настолько далеко, что, во-первых, включает отношение ко всем живым существам, без исключения, а, вовторых, предполагает возможность самоотрицания воли к жизни (как у Шопенгауэра) ради и во имя самой жизни.

«Борьба с самим собой и собственная правдивость – вот средства, которыми мы воздействуем на других… Истинная этика начинается там, где перестают пользоваться словами».831

Никто не может сказать за человека, в какой степени он сам может остаться этическим, и где каждый раз проходит крайняя граница настойчивости в сохранении и развитии жизни. Только сам человек может судить об этом, руководствуясь чувством высочайшей ответственности за судьбу другой жизни. «Мы будем жить в согласии с истиной, если глубже прочувствуем конфликты. Чистая совесть есть изобретение дьявола».832

Мы видим здесь и приближение этических размышлений Швейцера к позиции экзистенциализма, то есть попытку создания действительно мощного «аккорда», в котором сливаются базовые этические концепции, созданные человечеством за весь период своего существования.

Выдающийся отечественный этик А.А.Гусейнов в своем послесловии к работе А.Швейцера совершенно точно оценил вклад этого гуманиста в культуру человечества: «В самом важном и самом трудном для этической теории вопросе о соотношении бытия и морали Швейцер придерживается… следующей позиции: добро не выводится из бытия, потому что само бытие и есть добро. Добро не выводится из бытия как объекта познания, оно тождественно ему как непосредственной данности, предмету внутреннего переживания, то есть как воле к жизни».833

Этика для Швейцера, отмечает А.А.Гусейнов, – не сфера познания, а наиболее достойная форма человеческого существования, «не отраженное, а заговорившее бытие».834 Жаль только, что «…идея возвышения этики личности до этики общества, идея возможности культурного государства осталась у Швейцера в зачаточном виде»,835хотя «…в современном мире нет более важной, витально значимой задачи, чем соединение цивилизации с моралью, культуры с этикой».836

Дело, здесь, наверное, – в том, что мораль как таковая, в ее абстрактно-этическом освещении и понимании, вне более конкретного различения ее бытового и бытийного уровней, не может быть сопоставлена, тем более, органично соединена с цивилизацией, в которой эти уровни человеческого бытия обнажаются, заставляя, к примеру, Бердяева, различить собственно цивилизацию и собственно культуру.

Первая – цивилизация – и обусловлена моралью бытового плана и ее поддерживает, демонстрирует, охраняет. Культура же призвана строиться по канонам морали бытийной, ориентировать на нее себя и человека…

Поэтому желанное соединение цивилизации с моралью может происходить только при минимизации разрыва между цивилизацией и культурой, лишь на основе возрастания в самой цивилизации культурногоживого и вечного-начала. В этом процессе первый шаг должен быть сделан не моралью и ее концептуализацией в рамках этики, а обществом, выбравшем не цивилизационный, а культурный вектор своего развития. Произойдет это, очевидно, и как всегда, под влиянием какой-то железной необходимости, в момент, когда «утрата человеческого в человеке» станет не просто «угрозой назавтра», а уже почти свершившимся фактом, ставящим вопрос ребром: изменение или исчезновение? Возможно, ответ на этот вопрос потребует кардинальной ломки в мышлении и бытии, сравнимой с самим антропогенезом.

Заключение. Проблематика смысла жизни в знаменитых изречениях и афоризмах

Первым побуждением автора этой книги было закончить ее обширным рядом сентенций и высказываний о смысле жизни, которые представлены многочисленными, на сегодня, словарями и энциклопедиями афоризмов и крылатых выражений. Это облегчило бы задачу и выглядело, к тому же, как уважительное отношение к читателю, как признание «презумпции» его способности самостоятельно классифицировать афористический материал по такой, пусть и сложной, принципиально не охватываемой полностью, теме, какой является «смысл жизни человека».

И все же некоторое первоначальное группирование, упорядочивание этого компендиума смысложизненной проблематики представляется необходимым. Полный же анализ афоризмов, накопленный в ходе культурной истории человечества, стремящегося осмыслить свое существование, его цели и ценности, приближается, по сложности и вечности задачи, к решению вопроса о смысле жизни.