Смысл жизни человека: от истории к вечности - [125]

На уровне же морали бытийной требуется убежденность в истинности «моральных истин», и субстанциальный подход нуждается в понятии «правды». «Правда» – то, к чему стремится кантова чистая, или добрая воля. Добрая воля, по Канту, – единственное, что могло бы считаться добрым без ограничения. Тем самым субстанциализируется не то, на что она направлена, а само устремление, априорно содержащееся в разуме. Автономность морали обеспечивается тем, что объект трансцендирования чистой воли оказывается вне морали, и автономной оказывается только сама моральная воля. Понятие «правды», очевидно, достраивает моральную систему, включая в нее первую и безусловную цель бытийного уровня значимости и придавая смысл всей моральной устремленности. Имплицитно заложенная в бытовой морали убежденность в вечном несовершенстве, неупорядоченности мира сталкивается с априорной уверенностью бытийной морали в существовании мирового нравственного порядка в контексте беспредельного и вечного. Здесь коренится скромность праведника, не празднующего победу в быту: «Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лука, 18; 10). Причиной спокойной безпафосной оценки доброго поступка является то, что выполнение должного (заслуга с точки зрения бытовой морали) вполне возможно, и как бы «не о чем говорить». В этом случае правая рука действительно не знает, что делает левая, а кантовский принцип бескорыстия – не формальное требование, а наполненный содержательной конкретикой «случай из жизни».

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что двууровневость морального сознания и поведения вытекает из вечно актуального вызова человеческой сущности человеческому существованию, т.е. обладает статусом глубокой антропологической проблемы.

Сущность составляют центральные качества, выделяющие вещь среди всех других, включая аналогичные, и определяющие ее самодостаточность, или, по Канту, это первый внутренний принцип того, что относится к возможности вещи. Существование – развертка сущности в бытии вещи, неадекватная реализация сущности. Внутренняя напряженность во взаимоотношениях сущности и существования в гносеологическом плане прекрасно выражена Кантом: «Человеческий разум осаждают вопросы, от которых он не может отделаться, так как они задаются ему собственной его природой, но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят его силы».716К такого рода вопросам несомненно относятся и базовые нравственные, которые выражают различие и связь абсолютного и относительного в морали. В онтологическом аспекте соотношение последних регистрируется как потенция и акт, противопоставленность которых снимается способностью возможного стать действительным; в регулятивном – как противостояние должного и сущего. Субстанциальный подход к морали требует их совмещения: бытийная мораль утверждает всю полноту возможности осуществления должного в сущем, а бытовая мораль – действительное как максимально возможное должное.

Бытийная мораль самозаконодательна, конституирует моральное достоинство человека, его самосознание и аутентичность. Она имманентна человеческой сущности и в этом смысле единственна. Бытовая мораль конденсирует опыт человеческого общения, неизбежно плюралистична и нормативна, связана с необходимостью человеческого согласия и согласования различных моральных кодексов.

Логика бытовой морали отражает развитие принципов человеческого общежития от одной «непогрешимой» истины к плюрализму различных «истинных» ответов на один и тот же существенный вопрос. В этой парадигме возрастают: значение для этики точного критерия истинности и роль позитивистских тенденций в ее методологии. Постижение логики бытийной морали ведет от множества версий к абсолютному основанию морали, т.е. возрастает роль метафизической рефлексии, синтеза и элиминирующего абстрагирования (но не от содержания, а от бытовых форм существования морали).

5.3. Абсолютное в морали и его диалоговая природа

Проблема наличия, сущности и специфики проявления абсолютного в морали издавна находится в центре внимания этики. О том, что нечто безусловно нравственное есть, свидетельствует прежде всего сознание людей: «…человеческие существа во всех частях земного шара разделяют любопытную идею о том, что они должны вести себя определенным образом. Они не могут отделаться от этой идеи», хотя «…в действительности, они не ведут себя таким образом. Они знают естественный закон, и они нарушают его».717 Практика, как будто, отвергает нечто абсолютное и безусловное; слишком уж широк диапазон явлений этического в мире: человеческих поступков, их оценок, фиксирующих эти явления норм, правил и кодексов поведения. Кажется, что реальные нравственные отношения дают аргументы в пользу скорее этического релятивизма, чем абсолютизма. Этот вывод углубится, если взглянуть на нравственность с исторической точки зрения: помимо того, что одни нормы и правила сменяли друг друга, являя свою взаимную конфликтность, а, значит, относительность, может быть выделена и тенденция «нравственного детабуирования, нравственной десакрализации социальных норм или, что одно и то же, нарастающей эмансипации человеческой практики от морального диктата».