Смысл жизни человека: от истории к вечности - [127]
Человеческое бытие, в данной трактовке, – это «бытие-от-абсолюта как бытие-к-абсолюту»: если конечное и контингентное сущее «есть», то оно положено из небытия в существование, то есть сотворено; если для чего-то конечное сотворено, есть его последняя цель (абсолют), с которой надо установить сущностное отношение, конституирующее подлинную сущность самого человека.
Трансцендентный подход к выявлению абсолютного в морали наиболее четко представлен в религиозно-метафизических, сакрально-эзотерических концепциях происхождения и сущности нравственности. Мораль здесь конституирована потусторонним миром сверхсущностей или единым абсолютом (Благо, Бог, абсолютная идея). К этому направлению можно отнести Платона и неоплатоников, религиозную этику средневековья, частично, этику Канта и этику Гегеля.
Открытие сверхчувственного мира как реальности, блестящая интуиция универсального, интеллигибельного начала на грани с этой реальностью сделали Платона, пожалуй, первым классически удостоверенным трансцендентистом. (Рассуждения раннегреческих философов о фундаменте сущего оставались в рамках «посюсторонней» онтологической проблематики). За физико-механическими причинами он увидел причины более высокие и первичные. Так была открыта «вторая навигация». (Древние моряки, когда ветер стихал и паруса обвисали, переходили на весельное управление кораблем, что и называлось «второй навигацией»). К этому образу Платон прибегает, доказывая, что натуралистические усилия объяснить мир физикой не приводят ни к каким результатам, и что необходимо обратиться к чисто рациональным, лишь мыслимым объектам вне этого мира. Таковы Идеи, имеющие не физическую, а метафизическую природу.
Идеи абсолютны и безотносительны, стабильны, в отличие от вещей чувственных, которые крутятся в вихре становления и уничтожения. Только идеи обладают полным и подлинным бытием в «месте над небесами», которое Платон в «Федре» называет «Гиперуранией». Иерархически выстроенная система идей увенчана идеей «Благо». «Благо» выше всего и даже предсубстанциально выступает в качестве сущностной потенции всей иерархии. Роль всеобщего субстрата выполняет «Многое». («Благо», в функциональном смысле, – это синоним «Единого»). Таким образом, предел и беспредельное, ограниченное и безграничное (диада Платона) определяют меру всякой целостности.
Генезис и структура чувственного мира аналогичны чисто умопостигаемому миру, и это соответствие привнесено Демиургом, Богом – творцом.
Дуалистичность моральных рассуждений Платона проявляется в оппозиции: душа (сверхчувственное) и тело (чувственное). Душа томится в теле, как в тюрьме или могиле. Поэтому смерть тела означает рождение души. Освобождение души связано с бегством от тела и мира чувственных вещей. Путь к этому один: очищение души, забота о душе через добродетель и познание; добродетель рассматривается как проводник из этого мира в высший, а познание – как свет на этой дороге.
Еще более явственно стремление к абсолюту обнаруживали неоплатоники, для которых воссоединение со Всеобщим, с Богом – высшая цель нравственности.
Предельная концентрация абсолютного в мире надындивидуального бытия совершается в этике средневековья, где оно прямо отождествляется с Богом.
Принадлежность Гегеля к трансцендентному подходу в осмыслении абсолютного может вызвать сомнение, так как его философию пронизывает принцип имманентности. Однако есть сторона философской системы Гегеля, которая получила обозначение «консервативной», и она лучше всего выражена в следующих словах: «Добро, абсолютное добро осуществляется вечно в мире, и результатом этого является то, что оно уже в себе и для себя осуществилось, и ему не придется ждать нас для этого… Осуществление бесконечной цели состоит поэтому лишь в снятии иллюзии, будто она еще не осуществлена».722 Из этих слов Гегеля можно сделать вывод, что трансцендентное «не ждет человека», и он вовлечен в метафизическую мистерию изначально, вынужден участвовать в ней всецелым образом, несмотря на свою свободу (или потому, что свободен). «Все действительное разумно…», так что замысел абсолютного Духа, по Гегелю, до такой степени имманентен человеческой природе и ее развитию, что Добро становится трансцендентным по отношению к индивидуальным усилиям человека воплотить добро в реальной жизни, «не ждет» этих усилий, справляется «своими силами».
Этика И. Канта частично может быть отнесена к трансцендентному подходу, но в меньшей степени, чем этика Гегеля. Нравственный закон у Канта, как идеал, неосуществим в полной мере, трансцендентность его сохраняется. Однако реальное приближение к идеалу возможно, а требование категорического императива выполнимо, в противном случае, оно не имело бы нравственно-практического смысла. Трансцендентность нравственного закона, «доброй воли самой по себе», или человеческой свободы вообще вытекает из их непознаваемости (здесь абсолютное берется в гносеологическом аспекте), однако практически нравственный закон имманентен человеческой жизни и, в отличие от «звездного неба», он находится внутри нас.
Таким образом, если Гегель, исходя из принципа тождества бытия и мышления, из имманентности человеку абсолютного, растворяет его индивидуальные усилия в триумфальном движении Духа к какой-то своей цели, то Кант, постулировав дистинкцию теоретического и практического разума, реально имманентизировал трансцендентные планы абсолютного в морали, провозгласил важность и незаменимость личных, индивидуальных усилий человека, задачу которого никто не выполнит вместо него («мыслить самому, в согласии с собой, иметь мужество пользоваться собственным умом» и т.д.).
