Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [119]

.

Согласно подходу социального конструирования гендера, нет исключительно женских или мужских ролей – общество создает определенные запросы и стереотипы в отношении «мужского» и «женского» поведения. В пореформенной России происходил процесс трансформации существовавшей гендерной системы: либерализация, женская эмансипация, радикализация российского общества наносили существенный удар по традиционным женским ролям – жены и матери. Впервые в мужских «текстах» в рамках «женского вопроса» (Н. Г. Чернышевский, Н. В. Щелгунов, М. И. Михайлов, Н. И. Пирогов) были озвучены идеи о новых горизонтах для представительниц женского пола и соответственно стали пересматриваться их биологические функции, связанные с замужеством и материнством.

Популярная в то время, а ныне известная только узкому кругу специалистов писательница Н. Д. Хвощинская в повести «Пансионерка» (1860) подробно описала жизненный путь своей героини Леленьки[1430], поднявшейся от обычных интересов провинциальной барышни (беспечной, нацеленной на замужество) до стремления к новым горизонтам – образованию, социальной активности. Леленька порывает с традиционными семейными ценностями, навсегда отрекаясь от своего биологического предназначения. Примечательно, что поиск новой женской идентичности в этом произведении и ряде других начинался с отрицания героиней собственной семьи, а стремление самоутвердиться реализовывалось вне семейно-ролевых функций.

Либерально настроенные феминистки Н. В. Стасова, М. В. Трубникова считали правильным посвятить себя личному совершенствованию, борьбе за женские права, а не отдаться служению семье и детям. Многие из них оставались бездетными, либо ограничивались рождением одного-двоих детей.

Известная в начале XX века писательница Елена Александровна Колтоновская в собственных сочинениях («Женские силуэты», «Женщина в драмах Ибсена», «Брюсов о женщине») также пропагандировала новый тип женщины. Будучи убежденной в том, что материнство делает женщин пассивными, препятствует их личному самосовершенствованию, «враждебно творческим зовам»[1431], она, несмотря на замужество, так и не стала матерью. Отказ от материнства для молодых дворянок («дочерей»), по мнению известной исследовательницы женской истории Б. Энгель, становился новой жизненной стратегией[1432]. И. С. Кон указывал на наличие трех важнейших зависимостей, во многом определяющих жизнь женщины ХХ века, – «биологической», «социальной» и «психологической»[1433]. Шестидесятницы разрывали традиционную зависимость от физиологических функций, связанных с продолжением рода (беременность, рождение детей), а также зависимость от последующей связи с детьми в период лактации, кормления грудью («социальная зависимость»), ради освоения иных сфер деятельности.

Под впечатлением поступка Веры Павловны, героини романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», шестидесятница Екатерина Павловна Майкова (жена Владимира Майкова, брата известного поэта А. Н. Майкова, подруга И. А. Гончарова) без особых угрызений совести оставила своих троих детей, мужа, сбежав с молодым учителем Ф. В. Любимовым, стремясь вырваться за пределы «узенького семейного мирка»[1434]. От их гражданского союза родился ребенок, от которого Екатерина Павловна поспешила вновь себя освободить, отдав его на воспитание некой М. Линдблом[1435]. Отвергая собственное материнство, Майкова увлекалась написанием рассказов, которые публиковала в детских журналах. В подобных поступках проявлялась амбивалентность морали «новых женщин». Они могли воспитывать словом чужих детей, трудиться на их благо, в то время как собственных детей бросали на произвол судьбы. Мало кто из «новых женщин» решался на столь авантюрный шаг в жизни, как реальное бегство, но значительная их часть, судя по дневниковым записям, мечтали об этом. Вполне добропорядочные матери семейств выражали глубокую неудовлетворенность однообразной семейной жизнью, «закисанием» в браке и неспособностью «ни к какой общественной деятельности»[1436]. Чтение современной популярной прозы рождало желание посвятить себя другому делу (образованию, профессиональному труду, филантропии).

Апологетом нового типа женщин, отказавшихся от естественной для того времени роли матери и супруги, были активные участницы народнического и революционного движения, во многом нигилистки по взглядам, Вера Николаевна Фигнер, Вера Ивановна Засулич, Софья Львовна Перовская, Ольга Спиридоновна Любатович, Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская (нареченная «бабушкой русской революции»). Первые три женщины никогда не состояли в браке и не имели детей. В их воспоминаниях вопросы, связанные с собственной фертильностью и исполнением матримониальных функций, полностью отсутствуют. Известно, что О. Любатович таскала ящики с взрывчаткой во время беременности. Беременность и рождение детей, по сути, являлись «побочным» результатом ее деятельности. Холодность матери к первенцу привела к тому, что девочка заболела менингитом и умерла. Вскоре О. Любатович родила вторую девочку, которую поспешила оставить знакомой на воспитание. Е. Брешковская, находясь в положении, активно участвовала в «хождении в народ». Еще грудного ребенка она отдала в бездетную семью брата и занялась революционной деятельностью