Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [107]

Очевидно, что первоначально эта тенденция касалась прежде всего мужчин, с развитием женской эмансипации все большее число горожанок отказывались от раннего брака в пользу иных сценариев. К началу ХХ века во многих европейских странах до 70% женщин в возрасте 20–24 лет еще не были замужем, а среди 30-летних доля незамужних могла достигать почти половины женского населения этого возраста[1306]. Иное дело – Россия. Ранние браки среди крестьянок вплоть до середины XIX столетия были нормой, крестьянская семья традиционно была многодетной. Новые тенденции в репродуктивном поведении россиянок стали проявляться первоначально среди привилегированных сословий, интеллигентных женщин и горожанок.

В. Михневич, исследуя население столицы в 1880‐е годы, отмечал, что женщины чаще всего выходили замуж в возрастном промежутке от 21 года до 30 лет, в период «ранней юности» заключалось менее трети браков. Статистические отчеты также подтверждают, что в пореформенной России наблюдалась устойчивая тенденция повышения брачного возраста. Так, согласно «Статистическому временнику Российской империи», в 1882 году по сравнению с предыдущим годом количество «вступивших в брак в возрасте до 20 лет значительно уменьшилось как мужчин, так и женщин, а во всех прочих – повысилось»[1307]. Средний возраст невест в Москве и Санкт-Петербурге в начале XX века составлял 24,6–25,1 года. В Харькове, например, до 20 лет в брак вступало менее 12% горожанок, зато более 59% женщин выходили замуж в возрасте от 20 до 29 лет. При этом в промежутке от 30 до 39 лет замуж выходило немного – 14% женщин[1308].

Изменения в брачном поведении населения были закономерны при переходе от традиционного (доиндустриального) к индустриальному обществу[1309]. Современные исследователи, аналитики демографических данных проводят прямую корреляцию между женской образованностью и уровнем рождаемости («Чем выше уровень образованности и материального комфорта, прежде всего среди женщин, тем ниже уровень рождаемости»)[1310]. Размывание патриархальных ценностей было связано с социально-экономическими процессами. Разрушение традиционного патриархального мира оказало ключевое влияние на трансформацию межличностных отношений, в том числе семейных, отношений. В условиях сельской жизни, внутри крестьянской общины семья была стабильным социальным институтом. Господствовало натуральное хозяйство, в котором жестко распределялись семейные роли. Городская жизнь меняла традиционное семейное поведение населения. Развитие буржуазных отношений приводило к тому, что работа по найму становилась одной из возможностей обеспечить себя. Заработка мужчины не всегда было достаточно для семейного хозяйства. Женщина также вовлекалась в общественное воспроизводство, что, несомненно, оказывало влияние на ее репродуктивное поведение.

Значительное влияние на рационализацию деторождения оказал городской образ жизни, разрушавший патриархальный мир русской семьи, влияющий на индивидуализацию сознания, а также женская эмансипация второй половины XIX века, которая не всегда была осознанной (рациональное стремление женщин к образованию и самостоятельному труду в период появления новых сфер для женской самореализации), являясь вынужденным ответом на потребность обеспечить себя и свою семью (в особенности в случае неспособности родительской семьи обеспечить жизнь дочери, отложенного замужества, вдовства и развода). Для женщины пореформенной России открылись иные горизонты социальной деятельности. На страницах девичьих дневников, писем все чаще стали попадаться описания намерений пойти учиться[1311], а вовсе не мечты о свадебном платье.

Не только «новые женщины» эпохи, феминистки, нигилистки, не спешили обзаводиться семьей, но и обычные девушки все чаще откладывали замужество. В их жизни, помимо брака и материнства, появлялись другие жизненные стратегии (получить достойное образование, в том числе и профессиональное, участвовать в общественно-политической деятельности, профессионально реализоваться), которые нарушали традиционно сложившийся гендерный порядок[1312]. Смоленская дворянка А. Оберучева в своих мемуарах подчеркивала нежелание следовать предписаниям традиционного женского сценария: «Многие знакомые хотели, чтобы я вышла замуж, но у меня было твердое намерение поступить в университет и быть врачом. Брат меня поддерживал в этом моем желании (не выходить замуж)»[1313]. С допуском женщин в университеты горизонты для публичной деятельности расширялись, появлялись новые жизненные сценарии.

Смена приоритетов в жизни молодежи вызывала непонимание и осуждение у старшего поколения. О «странных» предпочтениях молодежи размышляла в своих воспоминаниях престарелая няня, воспитавшая не одно поколение девиц из высшего сословия. Оценивая барышень «прежних» времен, как «сегодня в куклы играет, а завтра под венец идет», «кончат пансион и замуж скорей», в отношении девушек начала XX века она писала: «…детей то родить успеют, теперь впору курсы слушать»[1314].

Изменения предпочтений молодежи, связанные с отхождением от матримониальных ценностей, явились частью конфликта «отцов и детей», хотя в данном случае уместна формулировка «родителей и дочерей». Провинциальная помещица М. А. Данилова (урожд. Ундольская) в своих воспоминаниях цитировала старших родственниц, которые с непониманием относились к ее отрицанию раннего замужества: «Маше уже 23, и она еще не замужем. Никто из бывалых у них в доме молодых людей ей не нравился. С ее серьезным и вдумчивым характером трудно будет ей найти подходящего мужа»