Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [103]

Даже в начале XX века это наказание – впрягание в телегу или сани вместо рабочего скота (при этом «муж заставлял везти его, а сам бил жену плетью», «привязывал жену к оглобле за косы, а сам гнал лошадь вскачь»), встречалось в Алтайском крае и его помнили старожилы, жившие там после войны[1269]. Типично южнорусским наказанием, бытовавшим для неверных жен у казаков, было привязывание изменщицы на ночь на могильном кресте с завязанным над головой подолом. Усугубить устрашение подобного рода призывалось и такое наказание как привязывание женщины («юбку на голову завязать») «к лопасти, к крылу мельничному – и на малый оборот». «Пусть покружится голая при всем святом народе…», – рассуждали инициаторы ритуалов опозорения[1270].

Если таковые нравы царили в Центральной России, то на ее окраинах отношение к супружеской неверности могло сильно отличаться от того, что творилось в центральных губерниях.

Чем южнее – тем очевиднее была строгость. У кавказских народов за лишение девственности и соблазнение чужой жены виновый (согласно адату) должен был поплатиться – причем вместе с женщиной, с которой его застали – жизнью (право на убийство обоих имел отец девушки и муж женщины)[1271], если на свадьбе нецеломудренную невесту в этих краях избивали «муж и дружки, а гости должны были плевать на нее»[1272], а после свадьбы она нередко должна была поплатиться за свою неосторожность свободой[1273]. В сопредельной Северному Кавказу части русские (проживавшие там) постепенно переняли бо́льшую ответственность в отношении девичьих игр-довиток, посиделок, особенно в местах образования поселков городского типа, железнодорожных станций – на это обратили внимание сами современники[1274].

Чем севернее и северо-западнее – тем чаще встречались отступления от обязательности целомудрия (особенно девушек, но и в отношении замужних женщин тоже). Скажем, у словаков, чехов ничего подобного позорящим наказаниям не наблюдалось, не знали их и в Швеции, Финляндии, Англии, где сельские общины терпимо относились не только к добрачным связям молодежи, но и к внебрачным детям[1275]. У англичан практиковались концерты адской музыки – шаллал (любопытно, что это напоминает французское название шаривари) – но нет никаких данных, что так срамили только девушку или женщину: так поступали с теми, за кем велась дурная слава, слухи, нередко доставалось вдовцам или тем, кто имел большую разницу в возрасте (когда очевидно, что брак будет бездетным)[1276].

Чем южнее – тем чаще встречалось бытование ритуалов опозоривания: у австрийцев, венгров, штирицев – это были насмешливые песни, куплеты[1277], аналогичные сенсеррады бытовали у испанцев (с возможностью откупиться от издевательств, но зато – при отсутствии откупа – продолжавшиеся несколько дней), португальцев – но опять-таки в Европе они касались осрамления не только девушки или женщины[1278]. У французов – на Севере, особенно в Бретани, бытовали строгие ритуалы опозорения, на Юге – общественное мнение было более терпимым[1279].

Удивительно, но факт: у большинства славянских народов позорящие наказания – и именно для женщин – бытовали во многих регионах. Надевание хомута на шею нецеломудренной невесте практиковали поляки[1280], изгнание из села, избиение кнутом и проклятие (особенно если до- или внебрачная связь заканчивалась беременностью) – сербы (у них также бытовал ритуал дырявого кубка с вином на свадьбе)[1281]. У болгар нецеломудренную невесту полагалось вымыть на глазах у всего села, иногда ее на телеге отвозили обратно к родителям (и большего стыда и срама было не придумать), к концу XIX века чаще практиковалась материальная компенсация (очень большая – двойное-тройное приданое[1282]) «за причиненное зло», и она в дальнейшем не считалась частью приданого[1283].

Конечно, выше приведены примеры из области обычного права. Право светское, официальное, писаное было куда более гуманным в отношении адюльтера, но… большинство юристов в то время даже не допускали мысли о том, чтобы наказание за супружескую измену было равным для обоих полов. «Одинаковая ответственность мужа и жены за прелюбодеяние идет вразрез с общественным сознанием и глубоко вкоренившимися понятиями и нравами общества, основанными не на априорных теоретических рассуждениях, а на требованиях действительной жизни, вытекающих из экономических и социальных условий ее, и пока последствия не изменятся до полного уравнения обоих полов, не только в правах своих, но и в деятельности, род занятий и приобретении средств к жизни, скажу более – пока рожать незаконно прижитых детей будут только прелюбодействующие жены, а не мужья, до тех пор прелюбодеяние жены всегда почитается и будет на деле более преступным, чем нарушение супружеской верности со стороны мужа»[1284].

«Трудно представить себе счастливое продолжение брачной жизни, взбаламученной возбуждением уголовного преследования за неверность; трудно допустить, чтобы отбытое наказание возбудило уснувшие чувства любви. Но нет достаточных оснований отвергать наказуемость прелюбодеяния после расторжения брака» – так размышлял один из русских юристов, предлагая за измену «вначале разводить, а затем наказывать», ибо «государство же должно позаботиться, чтобы такие события отнюдь не имели места… Угроза соответствующим уголовным наказанием, подкрепляемая неуклонным ее применением, охладила бы не одно пылкое сердце»