Смертельный вкус Парижа - [76]

Надежда на своевременное появление полиции таяла. Оставалось пытаться отговорить ее:

– Вам никогда не удастся представить это убийство как самозащиту. У Елены даже нет оружия.

– Так вы же сами приволокли пистолет!

Нет, этого нельзя допустить! Надо любой ценой вынудить ее разрядить браунинг. В нем всего две пули. Если первый выстрел не убьет меня наповал, останется неплохой шанс заставить ее потратить и второй патрон. Я шагнул в темный зев тоннеля и в этот миг услышал за спиной цоканье каблучков. Марго захихикала:

– И почему мужчины всегда женятся на дурочках?

Я обернулся. В развевающемся полупрозрачном платье, похожая в свете луны на серебристое облако тумана, вниз по ступенькам летела Елена. Я заорал:

– Уходи! Беги отсюда!

Она не слушала, неслась ко мне. Ее подсвеченные фонарем волосы реяли сияющим нимбом. Забыв о боли в ноге, я ринулся к тоннелю – заслонить ее, встать между ней и убийцей, но не успел. Елена бросилась наперерез, прижалась ко мне. На фоне неба и лунной дорожки мы красовались прекрасными мишенями. Теперь на нас двоих хватило бы одной пули.

Марго вышла на лунный свет, дуло смотрело прямо на нас:

– Мадам, отойдите от него, или я убью вас обоих.

Я с силой отшвырнул Елену в сторону. Она отлетела, мой невесомый воробышек, ударилась о стену, болезненно и изумленно охнула. Зато попала в спасительную тень.

– Я знала, что вы меня послушаетесь, – сказала Марго. – Люди всегда слушаются, когда думают, что им есть что терять.

Я одеревенел, ожидая, когда прилетит пуля, но Марго сдернула с себя шляпку, подкинула, выстрелила в нее и отшвырнула в тьму тоннеля. У нее осталась только одна пуля. И только тут я сообразил, что именно она задумала. Слишком поздно я понял, почему медлила стрелять в меня, почему не хотела задеть Елену, почему с апломбом предсказала, что мою жену будут судить за убийство. В панике я затараторил:

– Марго, давайте договоримся! Мы можем договориться! Мы навсегда покинем Францию, вы никогда нас больше не увидите, клянусь. Дайте нам только то, что я предлагал вам.

Но она уже приняла решение:

– Вы такой же дурак, как и ваша благоверная. Я никогда не буду зависеть от вас. Прощайте. Вам повезло больше, чем вашей жене. У меня слабость к красивым мужчинам.

Я захлебнулся жутью беспомощности и неизбежности. Грохнул выстрел, вспышка на мгновение осветила тонкую черную фигуру. Послышались женский стон и звук рухнувшего тела.

17 июня, пятница

Сегодня Додиньи не прятался в углу, а устроился посреди зала. Его освещенная люстрой лысина сверкала на весь затхлый «Полидор». При виде меня паршивец встрепенулся, призывно замахал руками, словно мы были лучшими друзьями и он никогда не обвинял меня в отравлении, а Елену – в убийстве.

– Дорогой Александр, позвольте выразить вам свое сочувствие. Могу только догадываться, что вам пришлось пережить. Этот русский таксист ведь под арестом?

Я проманкировал его протянутую ладонь и не ответил, поскольку не намеревался обсуждать с ним что-либо, касающееся страшных событий под мостом. Он запнулся, просительно заглянул мне в глаза:

– Вы ведь позволите называть вас Александром?

– Называйте как угодно, месье Додиньи. Гарсон, бутылку «Сан-Пеллегрино».

От еды я отказался. Не хватало только хлеб преломить с этим поганцем. Он растерянно потер ладони:

– Доктор, спасибо, что вы согласились встретиться со мной. Я понимаю, вам сейчас не до меня…

– Не до вас. Поэтому быстро выкладывайте, зачем я вам позарез понадобился.

– Мне необходимо выяснить насчет кровати Людовика Пятнадцатого.

– Какой кровати? А, для шаха! – Ради спасения королевского алькова Додиньи вышвырнул бы детей и женщин из шлюпки «Титаника». – А что с ней?

Он приосанился, поправил неизменное кашне:

– Ко мне обратились представители французской национальной полиции и предложили создать специальную группу, которая будет расследовать фальсификацию антикварной мебели. Они сказали мне: «Марсель Додиньи, мы нуждаемся в вашей помощи! Без вас мы не сможем поймать мошенников!» Как вы думаете, что я им ответил?

– Просто теряюсь в догадках.

Опустив глаза в тарелку со своим вечным фаршем, он скромно признался:

– Я согласился. Наконец-то я положу конец грабежу национального достояния Франции и его компрометации подделками. Представьте, Национальный синдикат антикваров теперь охотно сотрудничает с моей следственной группой! Благодаря этой истории я каким-то внезапным образом стал представлять совесть и честь французского антиквариата.

– Месье Додиньи, вы, как никто, достойны этого. Не знаю никого, кто был бы готов на столь многое ради дубовой рухляди.

Сарказм не произвел на помешанного ни малейшего впечатления. Он кинул на меня гордый взгляд:

– Отныне предметы, определенные как патримуан, то есть принадлежащие непосредственно французским монархам, перестанут утекать за границу. Наши национальные шедевры останутся украшать французские дворцы, французские музеи и французские коллекции. Серро закрыл свою галерею. Эмиль Кремье почуял, куда ветер дует, и тут же вызвался стать свидетелем. Версаль поспешил уволить Годара. А в мастерской Дидье Мишони обнаружена папка с аукционными каталогами, в которых были закладки на некоторых страницах. На допросах он признался, что отмеченные экспонаты – это его творения.