Смертельный вкус Парижа - [51]

– Мадам, ваше право делать потом все, что сочтете нужным, но сейчас я хочу выслушать месье Додиньи до конца.

Одри не сдавалась:

– Вы должны расследовать убийство моего мужа, а не инсинуации его смертельного врага! Может, убийца – он сам!

– Мадам, со всем почтением, следствие имеет право расследовать все, что посчитает касающимся этого преступления. Каждый, кто продолжит мешать, будет арестован.

Одри резко повернулась и прошла к окну. Мийо преданно последовал за ней. Я знал, что Додиньи виновен в смерти Люпона, и надеялся, что Валюбер его арестует, но в тот момент мне вместе со всем залом хотелось, чтобы Дон Кихот антиквариата успел победить клику Пер-Лашеза.

Выдержав эффектную паузу, Додиньи продолжил:

– И еще. Взгляните на эти места состыковок панелей. Замечаете, как плотно и аккуратно они прилегают друг к другу? А ведь за двести лет детали обязательно должны были хоть немного разболтаться, хоть чуточку перекоситься.

Елена стиснула мой локоть:

– Он такой молодец! Это его звездный час!

Додиньи словно услышал ее: не обращая внимание на инспектора и зевак, он обнял стул обеими руками, склонился к нему и медленно провел языком по всей длине изогнутой дубовой ножки.

– Ну это уже… Это черт знает что такое! – взвизгнул с отвращением Эмиль Кремье.

Додиньи медленно поднялся, сдернул перчатки, кинул их на пол и тонким, срывающимся от волнения голосом провозгласил:

– Я скажу вам, что это! Это фальшивка! Я чувствую вкус подделки. Древесине придали вид старого дерева с помощью лакрицы. Мишони, где вы? Браво! Снимаю перед вами шляпу!

Тот только глухо заворчал откуда-то из толпы. Додиньи повернулся к Валюберу:

– Инспектор, я подаю официальную жалобу в Национальный синдикат антикваров с требованием расследовать деятельность «Галереи «Кресло», галереи «Стиль» и мастерской краснодеревщика Дидье Мишони.

Додиньи отряхнул руки и с гордо воздетой лысой головой, увенчанной сверкающими капельками пота, гоголем прошел к окну сквозь толпу почтительно расступающихся зевак. Со всегдашней неуклюжестью цапнул с подоконника оставшийся там бокал шампанского, рассыпав при этом каталоги аукциона. Затем, стоя по-прежнему спиной к взволнованной аудитории, уставился в окно. На ярком свету победно пламенели его оттопыренные уши. Присутствующие столпились позади полукругом и почтительно ждали продолжения.

Наконец победитель резко повернулся, оглядел всех счастливыми маниакальными глазами, резко поднял фужер и взвизгнул:

– Совершенной подделки не существует! Каждое преступление оставляет след!

Он запрокинул голову и несколькими жадными глотками опорожнил фужер. Многие захлопали, кто-то поднял бокал вместе с ним, некоторые прокричали что-то одобрительное. Торжество его профессионализма было неоспоримо. Я тоже невольно радовался, что убийца Люпона все-таки успел выполнить свою задачу.

Со стороны двери донеслись раздраженные голоса. Я обернулся. Оказалось, Серро и Мишони спорили с ажанами, пытаясь покинуть помещение. К ним подошел Валюбер, что-то сказал. Мишони сбросил пиджак и принялся закатывать рукава. Серро успокаивающе похлопал его по плечу, столяр засунул руки в карманы, и оба вернулись к Одри, Мийо и Годару. К ним пробрался Кремье, и все они принялись с плохо скрываемой яростью обсуждать между собой происходящее. Внезапно от окна послышался шум падения, женские визги, испуганные возгласы.

Я протиснулся сквозь публику и обнаружил корчащегося на полу Додиньи. Он в конвульсиях катался по паркету, руки и ноги у него дергались и тряслись с такой силой, что мне стоило большого труда прижать его к полу. Его зрачки расширились на всю радужную оболочку, сердце колотилось до ста пятидесяти ударов в минуту. Со всех сторон напирали любопытные, толкали меня, задевали несчастного, наперебой задавали вопросы и советовали:

– Что с ним, доктор? Что случилось? Вызовите помощь! Додиньи! Вы слышите нас? Вы можете говорить? Разденьте его!

Мне было не до них. Губы припадочного посинели, глаза закатились, тело стало горячим, а дыхание то учащалось, то почти замирало – явные признаки дыхания Чейна – Стокса. Это не был эпилептический припадок. Симптомы казались похожими на признаки отравления атропином. Я попытался разжать ему челюсти, чтобы вызвать рвоту, но зубы несчастного намертво стиснула судорога.

– Быстро, инспектор, в Отель-Дьё!

Я скинул с себя пиджак, вместе с сержантами подхватил корчащееся тело, и мы двинулись на улицу так быстро, как только позволяли зеваки и лестницы. Во дворе уже стоял фургон для перевозки арестованных, сержанты распахнули задние дверцы, затащили внутрь потерявшего сознание Додиньи, я впрыгнул следом, перевернул больного на бок. Теперь, если его вырвет, он хотя бы не задохнется.

Машину трясло и заносило на поворотах, мне пришлось следить, чтобы голова несчастного не билась о металлическое днище автомобиля. Он хрипел и дергался, но продолжал дышать. Пока он дышит, он жив.

Мы успели довезти его до больницы.

В приемной мне на помощь пришел доктор Серов. Вместе мы вкололи Додиньи миллилитр однопроцентного раствора пилокарпина, промыли желудок слабым раствором марганцовки, а затем ввели солевое слабительное.