А в душах наших, как принято выражаться, царил ад. Мы даже в глаза друг другу старались не смотреть от стыда. Между собой почти не разговаривали. О чем говорить было? Зеленецкий получил все: тиражи, деньги, славу (совсем не скандальную, кстати). Вот только в Союз его не приняли еще: там у них прием – долгая история.
И однажды Зеленецкий вновь появился у меня в кабинете. Попросил вызвать Андрея. Тот пришел. Зеленецкий приволок из багажника жемчужного «Мерседеса» ящик французского коньяка, поставил мне его на стол и долго благодарил в самых возвышенных выражениях. Не забыл упомянуть и о художественных достоинствах своей прозы. Бить его нам уже расхотелось – сами во всем виноваты.
Напоследок же, уходя, Зеленецкий сказал просяще:
– Вы так мне помогли, так помогли! Если возможно, поспособствуйте одному человечку – честное слово, в накладе не останетесь! Родственник мой дальний. Очень уж хочется ему прославиться. Да и деньжат подзаработать. На пиво, так сказать.
Он ушел, а в кабинет ввалился огромный детина с уже исчезающим синяком под левым глазом.
– Привет, мужики! – сказал детина. – Семен я. Это вы тут гениев делаете?
Пообещав, что скоро вернемся, мы ушли. Сбежали, не захватив ни одной бутылки из ящика на столе.
Сидели в «точке», пили пиво, о чем-то лениво переговаривались.
– А что, – вдруг сказал Андрей. – Может и правда, открыть контору литературных гениев? Что-то вроде школы.
Я чуть не плюнул ему в кружку!
