У меня в кабинете он довольно свободно расселся и начал:
– Как стало известно, у моего клиента существует с вами и еще с одним человеком устная договоренность об отчислении десяти процентов от прибыли с издания его романа. Как вы понимаете, такая договоренность юридической силы не имеет. Но джентльменское соглашение, как известно из практики международного права, к чему-то обязывает. Первейшей моей заботой является благосостояние клиента. Так что мы готовы предложить вам и вашему товарищу по одному проценту от дохода за каждое новое переиздание романа. Поверьте, это приличные деньги!
Я вытаращил на него глаза. Ничего себе! Деньги с неба! Но за что!
– Постойте-постойте, – раздался от дверей голос Андрея. – И много ожидается этих самых переизданий?
– Это коммерческая тайна, – с достоинством отозвался агент. – А кто вы, собственно, такой?
– Я тот самый второй человек, которому ваш Зеленецкий задолжал. Вернее, даже первый, поскольку идея названия и обложки была моей. И я не совсем согласен с тем, что услышал. – Андрей решительно шагнул в кабинет. – Будь другом, – это уже мне, – погуляй немного по коридору. Я с ним поговорю.
Не знаю, что уж говорил Андрей агенту и как убеждал его, тот ушел несколько взъерошенным, подписав, однако, договор о четырех процентах в пользу каждого из нас. А мы с Андреем чуть не подрались, решая, куда деть деньги, свалившиеся на нас. Потом плюнули, решили немного подождать, посмотреть, как дело пойдет.
Продолжение последовало вскоре. Под окном моего кабинета остановилась новенькая «Тойота», и Зеленецкий в отличном костюме упругим шагом направился в издательство. Андрей был у меня.
Курил Зеленецкий исключительно «Винстон», щелкая, конечно же, «Ронсоном», и вообще был непринужден и весел. Слава ли, деньги ли так его преобразили, но перед нами сидел не затрепанный замухрышка, а элегантный мэтр, знающий цену своим словам.
– Вот какое дело, друзья. Купили мой роман там, – он ткнул длинным пальцем куда-то вдаль. – Сразу несколько издательств. Уже переводят. Фильм собрались делать. Я тут в Штаты скатался, во Францию. Теперь и вам валюта закапает. Литагент мой – скряга, конечно. Но договор с вами будет. Хотя, я думаю, все-таки не в названии дело, а в качестве романа, в его литературно-художественных достоинствах.
Мы с Андреем переглянулись. В его взгляде явственно читалось: «Ох и заеду же я сейчас в морду этому жлобу!»
Чувство юмора ему изменяло, а у меня его давно уже не было.
Зеленецкий, несмотря на свою шикарную броню, что-то почувствовал. Он успокаивающе воздел худые руки.
– Постойте, постойте! Я ведь к вам за помощью пришел!
– За какой еще помощью? – мрачно спросил Андрей.
– Н-ну, вы понимаете, в наше время как-то несолидно быть автором всего одной книги. К тому же поездки, приемы, контракты и презентации ну совершенно не оставляют времени продумать сюжет нового романа. Вот я и подумал – а не могли бы вы подсказать мне что-нибудь? Что-то острое, современное, бьющее по нервам? Ведь у вас же опыт, знание жизни. Все так прекрасно получилось в прошлый раз!
Нет, не зря говорится: «Дураков и в церкви бьют!» Казалось бы: ну, обожглись раз, зачем же еще пробовать? Так ведь нет, захотелось нам наказать Зеленецкого!
– Вот что, – сказал я, подмигнув Андрею. – Самая-рассамая сейчас тема – проституция. Появилось, конечно, кое-что в последнее время. Но все это робко, как-то двусмысленно, с оглядкой. А надо – прямо, открыто, без оговорок. Как чего в жизни есть – так пускай в книге и будет. Побольше этой самой «клубнички»! Читателю надоели описания платонической любви на фоне прокатного стана, все эти Дарьи и Федоры, обсуждающие в постели проблемы коллективизации и пятилеток. В нашей серой обыденности так не хватает ярких красок разврата!
– Именно! – подхватил оживившийся Андрей. – Пусть ваши герои живут счастливой жизнью, полной безумных сексуальных наслаждений.
– И извращений, – добавил вдруг Зеленецкий.
– И извращений! – ничуть не смутился Андрей. – Полистайте Фрейда, Ксавьеру Холлендер. А для полноты ощущений сами сходите «по девочкам».
Зеленецкий опять был прежним – внимающим учеником, строчащим в блокноте.
– А что вы скажете о названии? Разумеется – условия прежние: по четыре процента от прибылей.
– Ну, об условиях мы переговорим с вашим литагентом, пришлите, кстати, его к нам. А что касается названия, то самое лучшее, пожалуй, будет: «Нагая, голая и обнаженная». Знаете, как три грации? И на обложку – действительно трех голых баб. Попышнее, погрудастее! Вообще, побольше неприкрытой «порнухи»! Не бойтесь цензуры. Скандальная слава – слава вдвойне!
Убегая, Зеленецкий застенчивым шепотом признался:
– А в Союз писателей тоже только с двумя книгами принимают.
Мы с Андреем, улыбаясь, смотрели ему вслед. Вот же гусь! В Союз собрался! Ну, ладно, ты нас еще вспомнишь…
Но улыбались мы недолго. Видимо, издательские связи у Зеленецкого были уже отлажены. Не прошло и двух месяцев, как обрушилась лавина «Нагих…» В книжке было такое!.. Маркизу де Саду, наивному старичку, подобное и не приснилось бы! А Ксавьера, если до нее дошел экземпляр с дарственной надписью автора «Учителю!», наверняка покраснела бы от стыда, полистав его. Литературой в творении Зеленецкого, конечно же, и не пахло. Зато как эта книжонка раскупалась! Поток денег, шедших к нам, увеличился едва не втрое. Но мы знали, куда их употребить – фонд «АнтиСПИД» был нам весьма благодарен.
