Смерть великана Матица - [12]

Не доходя до села, Матиц встретил четырех крестьян, которые гнали коров и телят — каждый своих; гнали они их в соседнее село, находившееся на освобожденной территории, куда вражеская сволочь вряд ли сунется.

— Матиц, пойдем с нами! Помоги гнать скотину, — прохрипел Устинар, нелепо тянувший упиравшегося крупного теленка за веревку и за хвост.

— Я к Лопутнику иду, он меня побреет, — ответил Матиц.

— Смотри, как бы тебя фашисты не побрили. — сердито бросил Устинар, понимая, что уговаривать Матица все равно напрасный труд.

Матиц только заморгал своими огромными мутными глазами и зашагал дальше. Лопутника он застал перед домом. Веселый, любивший пошутить человек сегодня был мрачнее тучи. С презрением разглядывал он свою низкорослую супружницу, которая в неуверенности топталась на пороге, вытирала слезящиеся от дыма — он валил из кухни — глаза и причитала:

— Ты мне все-таки скажи, выпускать кур или оставить в курятнике?

— Дура! — обозлился Лопутник. — Ты их прирежь да опали, чтобы все было готово. Когда придут, тебе только спросить: «Каких желаете — вареных или жареных?»

— Ох, Лука, — в отчаянии вздохнула жена и воздела глаза к небу. — Неужели ты не можешь говорить серьезно? Ведь это не шутка. Ты мне скажи, выпустить их или оставить в курятнике?

Теперь Лопутник воздел к небу глаза, и не только глаза, но и руки, и воскликнул:

— Приди, святой дух! — А потом взорвался — Я же тебе говорю, выпусти! По крайней мере эти сволочи за ними побегают! А может, какая спрячется, чтоб куриное племя в хозяйстве не перевелось.

— Значит, ты считаешь — выпустить? — спросила жена, не двинувшись с места.

— Знаешь что, — Лопутник искоса посмотрел на свою половину, — ты спроси у них. Куры как-никак поумнее тебя, они сообразят, что лучше.

— Ох, Лука, тебе бы только дурака валять! — вздохнула Лопутница, покачала головой, дивясь легкомыслию мужа, и поковыляла за угол, к курам.

— Насчет дурака баба и впрямь в точку попала, — хмыкнул Лопутник, увидев Матица.

— В точку попала… — повторил Матиц и ухмыльнулся.

— Зато ты не попал! Сегодня мне не до дураков! — твердо сказал Лопутник и исчез в доме.

Матиц неслышно вошел за ним и застыл посреди горницы. Лопутник рылся в ящиках стола и на полках; собрал пачку бумаг, свернул их и засунул в старый сапог, который швырнул в кучу обуви, приготовленной для починки. Матиц по-прежнему стоял истуканом. Лопутник знал: он не сдвинется с места, пока его не побреют. Поэтому, еще раз осмотрев ящик стола и полки, Лопутник, не говоря ни слова, пихнул Матица на треножник и прикрыл засаленным фартуком, в котором чинил обувь. Прежде чем приступить к бритью, он заглянул в стенные часы и за все картины, висевшие на стенах. При этом был настолько озабоченным и углубленным в свои мысли, что Матиц лишь испуганно моргал огромными мутными глазами. В конце концов Лопутник перестал рыскать по комнате и взялся за кисточку. Однако не успел он и двух раз провести ею по куску мыла, как снова приложил палец ко лбу; схватив сапожный нож, подскочил к печи, отодвинул одну из плиток, которыми она была облицована, и заглянул, нет ли там чего. С облегчением вздохнул и вернулся к Матицу. Он долго намыливал его, покачивая головой, пожимая плечами и что-то бормоча.

— Эх, всякое может случиться! — вдруг сердито фыркнул он, словно споря с кем-то.

— Всякое может случиться… — как эхо повторил Матиц, от прикосновения кисточки совсем разомлевший.

— Всякое, всякое, — задумчиво подтвердил Лопутник. — Только тебе нечего беспокоиться, — махнул он рукой. А поскольку привычка шутить не оставила его и сейчас, добавил с горькой усмешкой: — Ну, если, скажем, с тобой что-нибудь случится, ты по крайней мере отправишься на небеса чисто выбритым.

— Я не отправлюсь на небеса, — тут же возразил Матиц.

— А куда? — усмехнулся Лопутник.

— К Кокошару, — ответил Матиц.

— К Кокошару? Зачем?

— За подсолнухом.

— За каким еще подсолнухом?

— Тилчка сказала, что даст мне подсолнух, — в замешательстве пояснил Матиц и принялся постукивать босыми пятками по полу.

— Тилчка? — выпрямился Лопутник и на мгновение задумался. — Знаешь что, Матиц, давай поспешим, чтобы ты застал Тилчку дома. И если она еще будет дома, ты ей скажешь, пусть сразу же уходит.

— Куда уходит? — вопрошающе заморгал Матиц.

— Ты только повтори: «Тилчка, Лопутник сказал: „Исчезни!“».

— «Тилчка, Лопутник сказал: „Исчезни!“» — повторил Матиц и поднял палец, чтобы хорошенько запомнить сказанное.

— Только не задерживайся в селе! — наказал Лопутник, выпроваживая уже побритого Матица из дома. — Иди прямо к Тилчке.

— Прямо к Тилчке! — повторил Матиц, поднял палец и быстро зашагал к селу.

Он перешел через мост, но почему-то сегодня на мосту не было ребятишек, которые обычно бежали за ним и спрашивали, с какого конца палка толстовата. Над дорогой сверкало яркое утреннее солнце. На повороте, неподалеку от усадьбы Устинара, ветер взметал пыль, отчего казалось, словно приближается ненастье. В селе было тихо и пусто. Только на широкой площади перед трактиром стояли Модриян и священник. Модриян снимал дорожную сумку с велосипеда священника — у того был велосипед с моторчиком, — а сам священник вылезал из своего серого плаща, как огромный черный жук из личинки.