Смерть в «Ла Фениче» - [69]

— Мне тоже, — согласился Падовани. — И в этих ее отношениях с Флавией лично я смысла не вижу.

Брунетти, стесняясь своего интереса к данной теме, не стал уточнять, что конкретно Падовани имеет в виду. Но этого и не понадобилось.

— Они встретились года три назад, на той китайской выставке. Потом их видели несколько раз — они вместе обедали, бывали в театре, а потом l’americana вернулась в свой Китай. — Вся напускная игривость вмиг испарилась. — Я читал ее книги по китайскому искусству, две в итальянском переводе и одну, маленькую, по-английски. Если на сегодня она не крупнейший археолог, работающий в этой области, то наверняка будет им завтра. Не понимаю, что она нашла во Флавии, потому что Флавия, при всей своей гениальности, все-таки обычная самка.

— Ну а что же любовь? — спросил Брунетти и поправился, в тон собеседнику: — Или по крайней мере секс.

— С самой Флавией все ясно — это не мешает ей работать. Но у той-то в руках — величайшее археологическое открытие нашего времени, и думаю, ей хватит рассудительности и таланта, чтобы… — Падовани вдруг осекся, поднял бокал и осушил его. — Прошу прощения. Меня редко так развозит. Наверное, это не без влияния нашей роскошной Антонии.

При том что к расследованию это не имело ровным счетом никакого отношения, Брунетти не утерпел и полюбопытствовал:

— А что, она у Петрелли первая подобная — хм — подруга?

— Не думаю, но с другими у нее было так, по мелочи.

— А с ней — иначе?

— Иначе для кого?

— Для них обеих.

— Ну, раз уж это три года тянется, то, пожалуй, да, это серьезно. Для обеих. — Падовани выудил последний листик из своей салатницы. — Пожалуй, я несправедлив к Флавии. Этот роман ей дорого обходится.

— В каком смысле?

— Среди певиц полно лесбиянок, — объяснил он. — Причем, как ни странно, большинство — меццо-сопрано. Но положение у них не из легких. Беда в том, что к ним относятся куда менее терпимо, чем к певцам-геям. И поэтому ни одна из них не осмеливается открыто говорить о своей жизни, большинство очень скрытны и предпочитают выдавать свою подругу за секретаря или агента. Но Бретт не замаскируешь. Ну и — сплетни, конечно, и, надо думать, шепоты за спиной и косые взгляды, стоит им появиться вместе.

Едва вспомнив тон, каким говорил о подругах portiere, Брунетти понял, что собеседник прав.

— Ты был у них — на квартире?

— Окошки в потолке! — отозвался Падовани, и оба рассмеялись.

— Как ей это удалось? — спросил Брунетти, которому не разрешили вставить даже стеклопакеты.

— Она из старинной американской семьи, которая наворовала денег более столетия назад и поэтому теперь считается респектабельной. Квартирка досталась ей от какого-то дядюшки, который, видимо, выиграл ее в картишки лет пятьдесят назад. Что до этих самых окон, то предание гласит, будто она пыталась обращаться в какие-то фирмы, чтобы их ей сделали, но поняла, что никто и пальцем не шевельнет, пока она не добудет разрешения. В конце концов она просто забралась на крышу, сняла черепицу, вырезала дырки и вставила в них рамы.

— И никто не заметил? — В Венеции, стоит человеку с молотком в руке приблизиться к стенке дома, как во всех окрестных домах сограждане как по команде хватаются за телефонные трубки. — Никто не позвонил в полицию?

— Ты же видел, какая там высота. Если ее и видели, никто не смог бы разглядеть, чем она там занимается, — скорее всего, просто проверяет крышу. Или укрепляет черепицу.

— А дальше?

— А когда окна уже имелись, она позвонила в офис главного архитектора и сообщила о свершившемся факте. И попросила прислать кого-нибудь посчитать, сколько с нее следует штрафа.

— Ну? — изумился Брунетти, поражаясь столь итальянскому ходу мысли у иностранки.

— Ну и несколько месяцев спустя все так и устроилось. Но когда они туда явились и увидели, как здорово все сделано, то не поверили, что она все сделала сама, и потребовали назвать ее «сообщников». Она им повторяет, что все сделала сама, а они не верят. Наконец она снимает трубку, набирает номер мэра и просит к телефону «Лючио» — все это на глазах двоих чиновников из управления архитектуры с линейками в руках. Перебросившись парой слов с «Лючио», она передает трубку одному из них, сообщив, что мэр хотел бы с ним потолковать. — Падовани, разыгрывая всю сцену в лицах, даже передал через стол воображаемую трубку. — Ну вот, мэр с ними потолковал, они вылезли на крышу, смерили окна, и она выпроводила их обратно в их контору с чеком в руках.

Брунетти откинул голову и захохотал так, что посетители за другими столиками повернулись в их сторону.

— Погоди, дальше еще интереснее, — прервал его Падовани. — Чек был обналичен, но мисс Линч так и не получила никакого уведомления об уплате штрафа. Мне говорили, что все чертежи дома в канцелярии городского совета изменены — и на новых эти самые окошки уже есть!

Оба рассмеялись, радуясь торжеству изобретательного ума над бюрократией.

— А откуда они у нее взялись, все эти денежки? — поинтересовался Брунетти.

— А это одному богу известно. Откуда берутся американские денежки? Сталь. Железные дороги. Знаешь ведь, как там у них. Убил ты там кого или ограбил — кому какое дело. Главное — промариновать их лет сто, и будешь аристократом не хуже прочих!