Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [92]

Джордж перевел дух и продолжил:

— После того как я получил эти письма, я переговорил со старым врачом Розмэри. Про письма я, разумеется, упоминать не стал. Он сказал мне, что все случившееся было для него полной неожиданностью, что он никогда бы этому не поверил. Он не замечал у Розмэри наклонности к самоубийству. По его мнению, этот случай свидетельствует о том, что даже пациент, которого как будто хорошо знаешь, может вдруг повести себя совершенно нехарактерным для него образом.

Джордж снова сделал паузу.

— После этого разговора я впервые осознал, насколько неубедительной была для меня версия о самоубийстве моей жены. В конце концов, я же прекрасно знал Розмэри. У нее бывали отчаянные приступы хандры, она способна была вспылить из-за пустяка, могла под влиянием минуты совершить какой-то опрометчивый поступок. Но я никогда не замечал у нее состояния, при котором хочется «свести счеты с жизнью».

Рейс, слегка замявшись, спросил:

— Не было у нее другого мотива для самоубийства, кроме депрессии? Может быть, у нее случилась какая-нибудь беда?

— Я… Да нет, кажется… Вообще, она из-за чего-то нервничала.

Стараясь не глядеть на Джорджа, Рейс спросил:

— А не было ли у нее склонности к мелодраме? Я ведь ее мало знал — видел один-единственный раз. Есть люди, которые — как бы вам сказать — способны инсценировать самоубийство и получают от этого удовольствие. Особенно если они перед этим с кем-то поссорились. Знаете, как рассуждают дети: «Вот возьму и умру, пусть тогда плачут».

— Но мы с Розмэри вроде не ссорились.

— Гм. Между прочим, и цианистый калий говорит не в пользу моего предположения. Это не тот яд, с которым можно шутить и на всякий случай таскать в сумочке. Свойства этого яда всем известны.

— Верно. Есть еще один довод против, — сказал Джордж. — Если бы Розмэри и впрямь замыслила самоубийство, она наверняка выбрала бы другой способ — менее мучительный. Менее… уродливый. Скорее всего, она приняла бы большую дозу снотворного.

— Я с вами совершенно согласен. Скажите, известно ли, как к ней попал этот яд? Кто-нибудь видел, как она его покупала или где-то брала?

— Нет. Никто не видел. Но она гостила за городом у друзей, и там в это время уничтожали осиные гнезда.

На следствии было высказано предположение, что именно тогда она могла захватить с собой несколько кристаллов цианистого калия.

— Да, это вполне вероятно. Садовники часто держат его про запас.

Полковник Рейс подумал и затем предложил:

— Давайте подведем некоторые итоги. Мы не располагаем никакими положительными данными относительно наклонности вашей жены к самоубийству или о том, что она замышляла его. Все обстоятельства скорее свидетельствуют об обратном. Но в то же время нет очевидных указаний и на убийство, иначе полиция сразу бы что-то учуяла. У них на такие вещи отличный нюх.

— Мысль об убийстве в то время всем показалась бы дикой.

— Но почему она не кажется вам дикой полгода спустя?

Джордж сказал с расстановкой:

— Я, должно быть, в глубине души не был удовлетворен результатами следствия. Поэтому я так безоговорочно поверил этим письмам. В них черным по белому было сказано то, о чем я все время подсознательно думал.

Рейс понимающе кивнул:

— Ну хорошо, давайте разберемся. Кого вы подозреваете?

Джордж чуть наклонился вперед, лицо его дергалось.

— Вот тут-то и начинается самое ужасное. Если Розмэри убили, то мог сделать это только кто-то из нас — из сидевших за столиком. Больше в тот вечер никто к столу не подходил.

— А официанты? Кто разливал вино?

— Шарль, метрдотель «Люксембурга». Вы должны его знать.

Рейс утвердительно кивнул. Шарля знали все. Трудно было себе представить, чтобы он мог преднамеренно отравить клиента.

— Еду подавал Джузеппе. Его мы тоже знаем. Лично я знаю его много лет. Он всегда меня обслуживает. Очень славный, добродушный малый.

— Итак, мы добрались до обеда. Перечислите, кто там был.

— Стивен Фарадей, член парламента, его жена леди Александра Фарадей, моя секретарша Рут Лессинг, один знакомый по имени Энтони Браун, сестра Розмэри Айрис и я. Всего семь человек. С вами было бы восемь. Мы так и не нашли замены, когда в последний момент выяснилось, что вас не будет.

— Ясно. Кто же все-таки, по-вашему, мог это сделать?

— Не знаю. Я же говорю вам, что не знаю. Если бы я знал! — В голосе Джорджа неожиданно появились истеричные ноты.

— Ну хорошо. Успокойтесь, Джордж. Я просто думал, что вы подозреваете какое-то конкретное лицо. Впрочем, это не так трудно установить. В каком порядке вы сидели? Начните с себя.

— Справа от меня была Сандра Фарадей, рядом с ней Энтони Браун. Дальше Розмэри и Стивен Фарадей, потом Айрис, а слева от меня Рут Лессинг.

— Понятно. Я полагаю, что за вечер шампанское пили не один раз?

— Да, несколько раз. Но это… это произошло в то время, как шла эстрадная программа. Все смотрели на сцену — показывали какой-то шумный негритянский дивертисмент. Она упала на стол как раз перед тем, как зажегся свет. Может быть, она успела вскрикнуть, застонать, но никто ничего не услышал. Врач сказал, что смерть наступила мгновенно. Хоть за это надо благодарить Бога.

— Да, безусловно. Ну что я могу сказать, Бартон? На первый взгляд все как будто ясно.