Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [91]

Голос у нее дрогнул. Энтони крепко сжал ей руку:

— Айрис, дорогая, не надо об этом вспоминать. Это было ужасно, я знаю.

Она покачала головой:

— Но я ничего не могу с собой поделать, Энтони…

— Да?

— Вы никогда не думали… вам не приходило в голову… — Она с трудом подбирала слова. — Вам ни разу не казалось, что, может быть, Розмэри вовсе не покончила с собой? Что ее убили?

— Господь с вами, Айрис! Откуда такая странная мысль?

Вместо ответа она повторила свой вопрос:

— Вы никогда об этом не думали?

— Конечно нет. Я не сомневаюсь, что это было самоубийство.

Айрис промолчала.

— Кто внушает вам такие мысли?

Она боролась с искушением рассказать ему про свой разговор с Джорджем, про письма, но удержалась.

— Так просто… домыслы, — сказала она с расстановкой.

— Дурашка моя милая, не вспоминай об этом. — Он встал с земли, протянул ей руки, помогая подняться, и легко поцеловал в щеку. — Глупенькая моя фантазерка, забудь про Розмэри. Думай только обо мне.

Глава 4

Попыхивая трубкой, полковник Рейс задумчиво смотрел на Джорджа Бартона.

Он знал Джорджа Бартона с детства: имение Рейсов находилось по соседству с имением дяди Бартона. Между полковником Рейсом и Джорджем была разница почти в двадцать лет. Рейсу сейчас было за шестьдесят. В нем сразу угадывался военный: отменная выправка, загорелое лицо, короткий ежик седеющих волос и проницательный взгляд темных глаз.

Отношения у них были не сказать чтобы близкие. Однако Джордж навсегда остался одним из немногих, но чем-то дорогих людей, связанных с его юностью.

Полковник Рейс думал о том, что по-настоящему не знает, что за человек Джордж. За последние годы они несколько раз встречались, но с трудом находили общий язык. Рейса никак нельзя было назвать домоседом. Он принадлежал к тем строителям империи, которые половину жизни проводят вне Англии, в то время как Джордж Бартон редко покидал пределы города.

Они не знали даже, о чем говорить во время своих коротких встреч. Разговор их обычно сводился к воспоминанию каких-то полузабытых эпизодов из «добрых старых времен», а затем наступало неловкое молчание. Полковник Рейс был не мастер вести светскую беседу. В свое время он мог бы послужить прототипом эдакого недюжинного молчуна, излюбленного героя старых английских романистов.

И сейчас, молча попыхивая трубкой, он силился понять, почему Джордж так настаивал на встрече. За тот год, что они не виделись, в Джордже, как показалось полковнику, произошла какая-то перемена. Джордж Бартон всегда был для Рейса воплощением скучной трезвости — расчетливый, осмотрительный, начисто лишенный воображения.

«С парнем явно что-то неладно, — подумал Рейс. — Сидит как на иголках. Третий раз зажигает сигару. Совсем на него не похоже».

Он вынул изо рта трубку.

— У вас какая-нибудь неприятность, Джордж?

— Вы угадали, Рейс. Действительно, произошла неприятность. И мне очень нужен ваш совет — и помощь.

Полковник Рейс кивнул и выжидательно посмотрел на Джорджа.

— Помните, около года назад я пригласил вас на обед в «Люксембург». Вы не пришли — в последнюю минуту вам понадобилось выехать за границу.

Рейс снова кивнул:

— В Южную Африку.

— В тот вечер умерла моя жена.

Рейс неловко заерзал в кресле.

— Да, я знаю. Читал в газетах. Я умышленно не стал выражать вам соболезнование — не хотелось бередить старую рану. Но вы знаете, дружище, как я вам сочувствую.

— Да, да, конечно. Но я не об этом. Считается, что моя жена покончила жизнь самоубийством.

Рейс насторожился и удивленно вскинул брови.

— Считается? — переспросил он.

— Прочтите вот это.

Джордж протянул ему два письма. Брови Рейса поднялись еще выше.

— Анонимные письма?

— Да, и я им верю.

Рейс медленно покачал головой:

— Верить анонимкам опасно. Вы даже не представляете, Джордж, сколько грязных клеветнических писем появляется после каждой нашумевшей истории.

— Я знаю. Но эти письма были написаны не сразу, они пришли только через полгода после смерти Розмэри.

Рейс кивнул:

— В этом что-то есть. Кто, по-вашему, их написал?

— Понятия не имею. Да это и не важно. Самое существенное, что я им верю. Моя жена была убита.

Рейс положил трубку и выпрямился в кресле.

— Какие у вас для этого основания? Вы кого-нибудь подозревали в момент смерти? И что думала на этот счет полиция?

— Я мало что соображал, когда все это случилось. Совершенно голову потерял. Я согласился с заключением судебного следствия. Никаких других версий, кроме самоубийства, тогда не фигурировало. В сумочке у нее нашли яд.

— Что за яд?

— Цианистый калий.

— Помню. Она выпила отравленное шампанское.

— Да. В то время других подозрений не было.

— Она когда-нибудь грозилась покончить с собой?

— Нет, никогда. Розмэри слишком любила жизнь.

Рейс кивнул. Жену Джорджа Бартона он видел только один раз. Она показалась ему довольно пустенькой красоткой, отнюдь не меланхоличного склада.

— А что говорили врачи относительно ее психического состояния и всего прочего?

— Личного врача Розмэри в то время не было в городе — он уехал в морское путешествие. Это совсем уже пожилой человек — он лечил семейство Марлей, когда девочки были еще маленькие. Когда Розмэри заболела, мы обратились к его помощнику. Как я припоминаю, этот молодой врач сказал, что свирепствующая сейчас форма гриппа дает сильную депрессию.