Смерть приходит по английски - [10]

— Скажите, дорогая, а как ваш батюшка изучал язык?

Наш герой уже писал, что все время, и в Москве, и в Ленинграде, где он переночевал на прикроватном коврике чужого номера, они обращались друг к другу исключительно на «вы». Сакральное «ты», конечно, дальше прозвучит, но всему свое место. Уважаемая стажерка от прямого ответа ушла. Автор не узнал, участвовали ли в процессе кремлевские преподавательницы и новые технологии. Ответ был такой, врезавшийся в память:

— Он учит язык с юности, всю жизнь.

Вот тогда герой испугался. Выучишь — и помрешь. Надо тянуть удовольствие.

Постепенно добрались до такой же скромной, как кухня, родительской спальни. Было что-то антисоветское, когда герой залез под тяжелое, похожее на перину родительское одеяло. Было хорошо и сладко. Он слизывал горячий пот у нее с шеи. Московская негасимая ночь бурлила за окнами. На «ты» они так и не перешли. Но в какую-то минуту, нагнетая наслаждение, он ей не по-английски, а по-русски сказал: «Стань раком». Французы эту интимность интеллигентно называют позой собаки. Тогда же и автора, и героя пронзила мысль: язык надо учить медленно, растягивая, чтобы быстро не умереть, на долгие годы.

5

Между роскошными ариями, распевавшимися д’Артаньяном, и тем моментом, когда нашего героя назначили некоторым начальником в журналистике, прошло довольно много времени. Здесь и оглушившая всех смерть Сталина, и пустой Тверской бульвар, по которому только что прошли танки министра обороны Жукова. Это с «антипартийной группой», слишком много о нем знавшей, расправлялся «дорогой Никита Сергеевич». В этот период уместилось у отважного героя и робкого автора многое, ну если не бродяжничество, то прелестное время, когда можно было, в силу безотцовщины, перебегать из школы в школу и замечательно проводить время среди массовок «Мосфильма». Здесь были и занятость, и заработок. Какие картины разворачивались в то время в павильонах знаменитой киностудии! Между персонажами этих картин, великими подчас актерами и «артистами массовых сцен» расстояние во время съемок иногда бывало буквально в два шага. Какая там школа, даже школа рабочей молодежи, какая учеба! Автор думает, что его герой в те далекие времена отчаянного юношеского сперматогенеза даже помышлял об актерской карьере. Хорош, улыбчив, смазлив. А почему бы и нет? Какой там английский язык! Если бы не занудливые приставания дома, в котором по-прежнему, несмотря на аресты членов семьи, лагеря, недавнее военное прошлое, существовали незыблемые советские ценности, главная из которых — высшее образование! Но если бы из-за ослепительной карьеры «артиста массовки» — цена 30 рублей за смену, а эти деньги позволяли жить вполне обеспеченно и свободно — образование хотя бы среднее! Ну кто же тогда юному и до седого чуба легкомысленному герою шепнул о некой школе-экстернате, вернее, о курсах, после окончания которых можно было бы получить аттестат зрелости? Кто? В конце концов, всем управляют небеса и божественный случай. Но несколько обстоятельств накрепко врезались в сознание и героя, и автора. Во-первых, цена за подобное обучение. Если мы уже знаем некоторые данные из шкалы дневной оплаты — это 30 рублей «Мосфильма», то месячная цена курсов была 300 рублей. И, надо сказать, не всегда на «Мосфильме» за месяц накатывало десять смен! Второе — это удивительное место, где находились курсы. Боюсь, автору здесь поверят немногие, даже коренные москвичи. Это тот сравнительно небольшой особняк начала XIX века, который до сих пор стоит на Воздвиженке. Слева — если смотреть на фасад, от изуродованного последними реконструкциями здания бывшего «Военторга». Тот самый двух- или трехэтажный особнячок, перед которым довольно долго стоял гранитный памятник «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину. Памятник сгинул во времени, любящем утверждать себя сносом исторических монументов и знаков, когда они не касались и не прославляли именно действующий здесь и сейчас режим! После нас хоть потоп, выражение, приписываемое Людовику XIV, сейчас можно было бы, не греша против истины, психологии и нынешних творцов царственных афоризмов, переиначить следующим образом: после нас хоть атомная война! В не очень скромном особнячке в то время находилась вечерняя школа рабочей молодежи. Но и это не все! Невероятные по переменам броски судьбы испытывают не только люди, но и здания. Сравнительно недавно уже давно поседевший автор заходил в это здание, чтобы навестить своего друга юности, тоже ставшего персоной, о каких пишут энциклопедии. Это было то самое здание, однако вывеска уже другая. Академический институт, о работе в котором свободному гуманитарию и помыслить невероятно!

Школа рабочей молодежи, тем более подобная школа, готовящая перезрелых людей к экзаменам на «аттестат зрелости», это уже некий исчезнувший реликт времени. Если его сейчас не описать, он навсегда исчезнет из исторического упоминания. Классы три раза в неделю. Комплексная программа за три последних года обучения, а это 8-й, 9-й и 10-й классы, под орлиный клекот преподавателей: бегом, бегом! Преподавательницы, ловкие, разварные, энергичные тетки, своей одинаковостью похожие на солдат из кремлевской команды. Но какие в этих классах собирались персонажи! От молодых дам в мехах и в запахах не «Ландыша серебристого», приезжающих на персональных машинах своих старых сановных мужей, до сопливых хлопчиков из мосфильмовской массовки и вполне зрелых девиц, мечтающих переквалифицироваться из водителей троллейбусов в сменных инженеров. Но у всех впереди были экзамены за среднюю школу. Преподавали ли английский? Убейте — не помню. Но была даже астрономия, столь любимая нынешним министром образования. Подразумевалось: иностранный язык, в таинственном лицемерном объеме, «читаю со словарем и могу объясниться», пропагандируемом любой анкетой, необходимой при трудоустройстве, все или учат сами, или уже каким-то образом знают. А, собственно, зачем знать даже в этом социалистическом королевстве? Если пошлют — быстро и четко научат. Буквы-то мы разбираем. Если станет необходимо, сможем лейбл на джинсах — джинсы в стране еще не появлялись, они где-то, правда, эти штаны из плотной хлопчатобумажной ткани, существовали как вполне рабочая одежда — прочесть. Что надо еще? Но что немолодой автор твердо и определенно помнил, так это то, что экзамен по английскому при россыпи других, вписанных в его скромный аттестат, его молодой герой держал. Но об экзамене особая речь. За экзамен на аттестат тоже надо было платить, и сумма запала в память — здесь опять фигурировали неподъемные 300 рублей. Не было их у молодого человека, стремящегося к знаниям. А теперь самое время еще раз вспомнить про молодые гормоны.