Смерть под золотым дождем - [54]

Морис не выдержал и расхохотался.

– Мальчики, – встрепенулась Мирослава, – чего это вы там друг другу такое интересное рассказываете?

– Мы говорим о работе, – важно ответил Наполеонов.

– А! Работа это то, чем мне не следует забивать свою милую женскую головку, – придав голову легкомысленность, проговорила Мирослава.

– Вот-вот, – согласился Шура охотно и, повернувшись к Морису, спросил строгим голосом: – Есть скоро будем?

– Уже всё готово. – С этими словами Морис водрузил на стол супницу и открыл крышку.

Вдохнув вкусный пар, Наполеонов спросил:

– А ты не можешь сразу в тарелки наливать?

– Я ему об этом давно говорила, – заметила Мирослава.

– Помолчите оба! Иначе готовить будете сами.

– Да мы ничего, мы это так, – быстро проговорил Шура.

Мирослава только улыбнулась.

На десерт были любимые Шурины пирожные наполеон. Увидев их, Наполеонов, как кот, зажмурился от удовольствия и тихонечко пододвинул блюдо поближе к себе. Мирослава и Морис разделили одно пирожное на двоих. Шура, как ни силился, не мог понять, как можно не любить наполеон. Утешал он себя мыслью, что ему больше достанется. И он был прав. Как правило, все пирожные именно ему и доставались.

После того как Шура допил третью чашку чая, а пирожные мог есть уже только глазами, Мирослава спросила:

– Шур, а как у тебя продвигается дело об убийстве Трифонова?

Несмотря на сытую расслабленность, он ответил вопросом на вопрос:

– А у тебя?

Она не стала юлить и рассказала о своих беседах с Бессоновым, Гамашиной, Лапшиной, Усачёвым и Карпухиным.

– Что узнала?

– Можно сказать, ничего, – призналась Мирослава. – Только то, что Анита короткое время крутила роман с тренером из клуба «Супермен», неким Карпухиным.

– Про него-то я не знал. Где ты его выискала?

– О нём проговорилась Зинаида Лапшина.

– Я ведь тоже имел с ней беседу, но она мне о нём ни гу-гу. И что за гусь этот Карпухин?

– Жеребец! – отмахнулась Мирослава.

– В смысле?

– Прыгает в любую постель.

– Понятно. Значит, Анита с ним стресс снимала.

– Типа того, – улыбнулась Мирослава. – Я надеялась, что с Карпухиным у Аниты было всё серьёзно, ан нет.

– Жаль, конечно, – сочувственно покивал следователь и, поняв, что отвертеться от подруги детства ему не удастся, сообщил: – Я тоже переговорил с её подругами и Бессоновым. В свете открывшегося факта беседовали мы и с детьми Трифонова.

– Какого факта? Ты имеешь в виду завещание?

– Именно его. Теперь наследство будет поделено на три части. И дети могли быть заинтересованы в смерти отца.

– Они не знали, что Трифонов аннулировал завещание, составленное в пользу жены.

– Откуда такая уверенность?

– Так мне кажется.

– Кажется ей, видите ли, – фыркнул Наполеонов. – Ты что, поверила им на слово?

– Не им поверила, а своему чутью, – ответила она.

– Вот мне одно непонятно, – притворно вздохнул Наполеонов.

– Чего тебе непонятно?

– Метод твоей работы! То интуиция! То чутьё! А мы разыскную работу проводим! Собираем факты! Изучаем улики, – проговорил он многозначительно.

– Всё это мы тоже делаем, – не выдержав нападок Наполеонова, вмешался Миндаугас.

– Морис, не мешай Шуре выпендриваться, – улыбнулась Мирослава, – разве ты не видишь, что «они хочут свою образованность показать» – процитировала она реплику героини из пьесы Чехова «Свадьба».

Шура насупился. Антона Павловича Чехова он и сейчас время от времени перечитывал.

– Не хмурься, дружочек. – Мирослава похлопала Шуру по животу.

– Осторожнее, – испуганно воскликнул он, – ты можешь нарушить работу моего пищеварения. – Наполеонов с благоговением прикрыл свой живот обеими руками, как бы защищая его от постороннего вмешательства.

Детективы захохотали.

– Не дом, а конюшня, – возмутился Шура, – слова сказать нельзя, ржут, как лошади.

– Мы больше не будем, – пообещала Мирослава.

– Конечно, – проворчал Шура, делая вид, что гневается, – больше вы не будете, только в таком же размере.

Мирослава, изо всех сил стараясь не рассмеяться, спросила:

– Шур, а с любовницей Трифонова ты общался?

– С Люцией, что ли? – спросил он и, не дожидаясь ответа, ответил сам: – А как же! Хотя изначально и не планировал с нею встречаться.

– Почему? – удивилась Мирослава.

– Потому что ежу понятно, – отмахнулся Наполеонов, – что девчонка не при делах.

– Отчего же всё-таки решил с ней встретиться?

– Для проформы, – вздохнул Шура. И вдруг глаза его загорелись. – И скажу я вам, прехорошенькая крошка!

– Ты, часом, не влюбился?

– Боже упаси меня от такой напасти! – испуганно произнёс следователь. – Я и с её работодательницей пообщался. С некой Вероникой Олеговной Кудрявцевой.

– И что она?

– Нахваливает девчонку на все лады. И работник, мол, она золотой, и человек добрейшей души. И скромница она у неё, каких ещё поискать по свету.

– Если она такая скромница, то зачем с женатым мужиком спуталась?

– Грубиянка ты! – не всерьёз укорил подругу детства следователь.

– И всё-таки, – продолжала настаивать Мирослава.

– Сердцу не прикажешь, – развёл он беспомощно руками и, обернувшись к Миндаугасу, подмигнул, – правда ведь, Морис?

– Не знаю, не знаю, – отозвался тот невозму-тимо.

Шура внезапно оживился и спросил Миро- славу:

– А ты сама-то была в «Дюймовочке»?