Смерть на фуршете - [6]
— Почему ты называешь его Дениской? Он что, имеет какое-то отношение к «Денискиным рассказам» Драгунского? — спросила Ксения.
— Надеюсь, никакого, хотя вообще-то Димитров имеет отношение ко всему и всем в современной литературе. Вундеркинд.
В этот момент Денис Димитров, лениво спускавшийся к сцене с противоположной стороны галерки, взошел наконец на подиум, и Ксения, которая впервые видела его въяве, в удивлении захлопала глазами.
Румяный Димитров оказался долговязым, под два метра, причем одет он был в синие пионерские шорты с помочами, белую рубашку с каким-то значком, хотя и без галстука. На ногах у него были белые носки с красно-голубыми полосками и сандалии детского фасона, но явно не менее 45-го размера.
Лидер литературной производительности прошел к креслу, где восседал Купряшин (председатель жюри вынужден был привстать), подал ему руку, потом направился к соперникам и также рукопожатием приветствовал вначале Абарбарова, а затем Горчаковского.
— Данияра Мальмет.
Очередная участница шорт-листа на сцену просто выпорхнула. Это была брюнетка с гладко зачесанными волосами, в длинном бирюзовом платье, расшитом какими-то сложными узорами.
— Роман «Записки моей прабабушки, которая не умела писать».
Прижав руки к груди, Данияра сдержанно наклонила голову, прошла к креслам и легко опустилась в следующее из оставшихся свободных.
— Комментариев не будет? — спросила Ксения у Трешнева. — Или залюбовался освобожденной женщиной Востока?
— Вообще-то она приехала сюда из Калининграда. И от одежды не свободна, — заметил Трешнев. — Кажется, это ее дебютный роман.
— Дебютный, — подтвердил Воля.
— Значит, у «Бестера» на нее есть некоторые виды…
— Она в «Парнас» несколько романов прислала, и этот тоже. Камельковский даже пытался сделать целую серию «Черные глаза», но, естественно, надо было подключить еще нескольких негров-негритянок, сочинить общий псевдоним… Но Данияра хотела только сама… А потом я ушел. Кстати, она мне писала, что в «Бестер» тоже посылала. И, как видно, они договорились…
Не совсем понятное Ксении обсуждение литературной судьбы Данияры прервал истошный вопль незримого ведущего:
— Борис Савельевич Ребров!
— А разве он жив?! — непроизвольно воскликнула Ксения и со стыдливым испугом прикрыла рот ладонью. — Ой, я не то хотела сказать! Как хорошо, что он жив! И попал в шорт-лист!
Трешнев хмыкнул.
Легенда советской литературы, один из лидеров «лейтенантской» прозы поднимался по ступенькам на сцену, опираясь на толстую трость и худенькое плечо белокурой девушки в сарафане и во вьетнамках.
Василий Николаевич Купряшин бросился к ним, демонстрируя готовность помочь. Претенденты на премию тоже сделали сходные телодвижения, но это выглядело уже запоздалым, и они вернулись на исходные.
Ребров в сопровождении своей девушки и Купряшина медленно продвигался к креслам под столь же неспешно выговариваемое диктором название его романа:
— Роман «я 669 во 77 rus».
Очевидно, в зале многие мало что поняли, но на экране, как и в случаях с предыдущими лауреатами, вначале показали фотографию Реброва — фронтовую, в форме старшего лейтенанта танковых войск, а потом и обложку книги, где были изображены радиатор жигулевской «шестерки», следы от танковых гусениц и старик с чертами молодого Реброва, пьющий кока-колу на фоне горящего российского Белого дома. Надписи на обложке кое-что проясняли…
Борис Ребров. «я 669 во 77 rus».
Трешнев и здесь помог:
— Мэтр написал книгу, как он после развала СССР в возрасте семидесяти с чем-то лет вынужден был «бомбить» по столице и пригородам на своей раздолбанной «шестерке» с этим вот номером. Правда, кое в чем он от ГОСТа отошел, в угоду художественной образности… Хотя в действительности это никакой не роман, а физиологический очерк в шестьсот страниц. Старик наблюдателен, много живых бытовых картинок начала девяностых, о которых уже подзабыли даже современники.
— Я тоже читал «я 669… во… ко…» Черт возьми! забыл, — присоединился к разговору Воля. Теперь на экране было фото Реброва среди ветеранов. — Легко написано, с самоиронией. Борис Савельевич даже признался, что оказался без кола и двора, на холодной даче по собственной глупости: влез в какую-то тогдашнюю авантюру, продал квартиру, потерял деньги…
— Да, у него с этим, с умением влезть в провальные авантюры, всегда было все в порядке… то есть в полном беспорядке. Помнишь, Лев Анисимович продавил вместе с двумя коллегами присуждение ему «Русского Пулитцера» за роман о репрессированном дяде-генерале? Савельевич как раз лежал в больнице с гипертоническим кризом вследствие продажи квартиры и потери денег. Ну, они его и порадовали. Только невпопад. Деньги за «Пулитцера» у него растоварились в «МММ».
— Он же и премию «Фурор» получил! — вспомнил Воля.
— С «Фурором» вообще дурь произошла. Проиграл на улице лохотронщикам!
— Неужели полностью?! — ахнула Ксения.
— Без какой-то мелочи… Потом каялся по телевизору… я на «Культуре» видел… Так что даже если получит «Новый русский роман», проиграет и это. Шальные деньги.
— Наверное, поэтому и внучка при нем, для контроля.
— А ты уверен, что это внучка, а не жена? Я слышал… — недоверчиво спросил Трешнев.
Этот писатель известен всем, его произведения давно входят в школьную программу, однако его биография известна немногим. Его настоящее имя – Михаил Евграфович Салтыков – и псевдоним «Н. Щедрин» прочно соединились в фамилию «Салтыков-Щедрин», которой он никогда не пользовался. В советское время его считали революционером, обличителем «язв самодержавия», хотя он был сторонником реформ и царским чиновником, дослужившимся до вице-губернатора. Книга историка литературы Сергея Дмитренко с небывалой прежде объективностью и полнотой описывает творческую и личную жизнь Салтыкова (Щедрина) – человека удивительного таланта и громадного трудолюбия, имевшего много друзей и ещё больше врагов, искренне любившего свою страну и верившего в её будущее.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Герои повестей – наши современники, молодежь третьего тысячелетия. Их волнуют как извечные темы жизни перед лицом смерти, поиска правды и любви, так и новые проблемы, связанные с нашим временем, веком цифровых технологий и крупных городов. Автор настойчиво и целеустремленно ищет нетрадиционные литературные формы, пытается привнести в современную прозу музыкальные ритмы, поэтому ее отличает неповторимая интонация, а в судьбах героев читатель откроет для себя много удивительного и даже мистического.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
К чему приводят игры с сознанием и мозгом? Две истории расскажут о двух мужчинах. Один зайдёт слишком глубоко во внутренний мир, чтобы избавиться от страхов, а другой окажется снаружи себя не по своей воле.
Издательская аннотация в книге отсутствует. Сборник рассказов. Хорошо (назван Добри) Александров Димитров (1921–1997). Добри Жотев — его литературный псевдоним пришли от имени своего деда по материнской линии Джордж — Zhota. Автор любовной поэзии, сатирических стихов, поэм, рассказов, книжек для детей и трех пьес.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.