Смерть Канарейки - [80]

– Вы забываете о жестокости убийства, – холодно заметил Маркхэм.

– Не будьте таким моралистом, старина. Все мы убийцы в душе; человек, который никогда не чувствовал в душе страстного желания убить кого-нибудь, лишен эмоций. Вы думаете, что среднего человека от убийства удерживает этика или богобоязненность. Бог мой! Нет! Это недостаток смелости. Боязнь, что замучает совесть. Посмотрите, с каким восторгом люди приговаривают себе подобных к смерти, а потом смакуют это в газетах. Нации по малейшему поводу объявляют друг другу войны, чтобы с безопасностью утолить свою жажду крови. Спотсвуд просто животное со смелыми убеждениями.

– Общество, к несчастью, еще не созрело для такой нигилистической философии, – сказал Маркхэм. – И в данный промежуток времени человеческая жизнь должна охраняться. – Он решительно встал и, подойдя к телефону, вызвал Хэса. – Сержант, – сказал он, – захватите чистый бланк ордера на арест и немедленно приезжайте ко мне в Стюйвезент-клуб. Возьмите с собой человека, нужно будет произвести арест.

– Наконец-то закон нашел улику по сердцу, – заговорил лениво Ванс, натягивая свое пальто и беря шляпу и трость. – Какой гротеск – эта ваша законная процедура, Маркхэм! Научное познание, психологические факты – ничего не значат для вас, ученых Солонов. Но пластинка с записью – ага! Здесь есть что-то убедительное.

Выходя, Маркхэм обратился к полицейскому, стоящему на страже.

– Ни при каких условиях, – сказал он, – не впускайте в квартиру никого, пока я не вернусь, – пусть даже с письменным разрешением.

Сев в такси, он велел шоферу ехать в клуб.

– Так, газетам нужно действие, да? Ну, хорошо, кажется, они его получат… Вы помогли мне выбраться из проклятой дыры, старина…

Говоря это, он смотрел на Ванса. И его взгляд выражал благодарность, неописуемую словами.

ГЛАВА 30 КОНЕЦ (вторник, 18 сентября, 3 ч. 30 мин.)

Было ровно половина четвертого, когда мы вошли в круглый холл Стюйвезент-клуба. Маркхэм сразу послал за управляющим и несколько минут разговаривал с ним о чем-то. Затем управляющий поспешно ушел и вернулся минут через десять.

– Мистер Спотсвуд у себя в комнате, – сказал он, возвратившись, – я посылал наверх конторщика проверить свет. Он говорит, что джентльмен один, пишет за столом.

– А номер комнаты?

– 341. – Управляющий казался встревоженным. – Ничего не случилось, мистер Маркхэм? Шум…

– Шума не будет, – сухо прервал его Маркхэм. – Во всяком случае, это происшествие важнее всего вашего клуба.

– Какая нелепая точка зрения! – воскликнул Ванс, когда управляющий ушел. – Арест Спотсвуда – это такая ничтожность. Этот человек ведь не преступник, у него нет ничего общего с преступниками Ломброзо. Его можно назвать человеком, поступающим согласно определенной философии.

Маркхэм что-то проворчал в ответ. Он начал возбужденно ходить взад и вперед, устремив выжидательный взгляд на главный вход. Ванс нашел удобное кресло и расположился в нем с безмятежным спокойствием.

Через десять минут прибыли Хэс и Сниткин. Маркхэм сразу отвел их в нишу и кратко объяснил, в чем дело.

– Спотсвуд сейчас наверху, – сказал он. – Я хочу, чтобы арест был произведен как можно спокойнее.

– Спотсвуд? – повторил в изумлении Хэс. – Я не понимаю…

– Вам и не нужно пока понимать, – отрезал Маркхэм. – Всю ответственность за арест я беру на себя. Вас это устроит?

Хэс пожал плечами.

– Я в порядке… к вашим услугам, сэр. – Он недоумевающе покачал головой. – Но как же с Джессапом?

– Пусть посидит под замком. Это свидетель.

Мы поднялись на лифте на третий этаж. Комнаты Спотсвуда находились в конце холла. Маркхэм с мрачным лицом возглавлял шествие и указывал дорогу.

В ответ на его стук Спотсвуд открыл дверь и, любезно поздоровавшись, отступил, чтобы дать нам войти.

– Какие-нибудь новости? – спросил он, пододвигая стулья.

В этот момент он увидел при ярком свете лицо Маркхэма и сразу почувствовал, какова цель визита. Хотя выражение его лица не изменилось, я увидел, как он напрягся. Взгляд его холодных глаз медленно перемещался с лица Маркхэма к Хэсу и Сниткину. Затем Спотсвуд посмотрел на нас с Вансом, державшихся чуть позади других, и надменно кивнул. Никто ничего не произнес, и все же чувствовалось, что разыгрывается настоящая трагедия, и что актеры понимают все без слов.

Маркхэм остался стоять на месте, якобы не желая продолжать дела. Я знал, что самой неприятной частью служебного долга для него было производить аресты преступников. Он был светским человеком, с терпимостью светского человека к злу. Хэс и Сниткин выступили вперед и со спокойной настороженностью ждали приказаний прокурора.

Спотсвуд снова смотрел на Маркхэма.

– Чем могу вам служить, сэр? – Его голос был спокоен, без малейшей дрожи.

– Вы должны последовать за этими людьми, Спотсвуд, – сказал Маркхэм, указывая кивком головы на две невозмутимые фигуры рядом с собой. – Я арестую вас за убийство Маргарет Оделл.

– Ага! – Спотсвуд слегка поднял брови. – Так вы обнаружили что-нибудь?

– «Анданте» Бетховена.

На лице Спотсвуда не шелохнулся ни один мускул.

– Не могу сказать, чтобы это было для меня совершенно неожиданно, – сказал он с горькой улыбкой, – особенно, когда вы пресекли все мои попытки забрать пластинку. Ну что ж, счастье в игре всегда непостоянно. – Улыбка исчезла с его лица, и оно стало мрачным. – Вы великодушно поступили по отношению ко мне, мистер Маркхэм, я ценю вашу учтивость и поэтому хотел бы сказать, что игра, в которую я сыграл, была единственной, у меня не было выбора.