Смерть Хорна. Аккомпаниатор - [98]

Открыл ему Ульрих Клуфман. Он был в халате, из кармана выглядывали очки, которые он сразу же нацепил.

— Даллов? — удивленно воскликнул он. — Заходи!

Опережая Даллова, он прошел по коридору в неубранную гостиную с опущенными жалюзи, а оттуда в столовую, где за круглым столом сидела девушка в плаще, положив ноги на ребра фаянсовой батареи.

— Позавтракаешь с нами? — спросил Клуфман, потом представил — Это Тереза, моя маленькая Тереза. А это Ханс-Петер Даллов, мой хороший друг.

Даллов кивнул Терезе, та улыбнулась ему. Он оглядел комнату, которая была вся белой и обставлена немногочисленной антикварной белой мебелью. Теперь Даллов ясно вспомнил эту квартиру с шестью или семью комнатами и кухней без окна; снимал ее Клуфман всего за десять марок, так как дом был давно предназначен на снос и владельцам квартир запрещалось сдавать их внаем. Клуфман облапошил квартировладельца, уговорил его сдавать жилье за гроши и обставил квартиру антикварной мебелью, которую с одним другом-студентом скупал за бесценок у одиноких старух. Даллов даже припомнил, что оба приятеля учредили «Пятимарочный клуб», устав которого предписывал не платить за антикварную вещицу больше пяти марок, независимо от того, сколько она стоила на самом деле. Шарм, красноречие, жалостливые россказни, страшные слухи, иногда угрозы — все шло в ход, чтобы уговорить старух уступить вещь по дешевке.

— Сделай-ка нам еще кофейку, — велел Клуфман девушке. Он поглядел ей вслед, когда она пошла на кухню. — Она молодец, — сказал он Даллову, — все умеет. Вот о такой я и мечтал целых два года.

Девушка улыбнулась, обернулась к Даллову и качнула бедрами.

— Хороша, — еще раз сказал Клуфман и спросил: — Есть будешь? — Не дожидаясь ответа, поинтересовался: — Как у тебя-то дела? Я уже слышал, что тебя тоже выпустили. Потрясающее ощущение, верно?

Даллов лишь кивнул.

— У меня нет работы, — сказал он наконец.

— Тоже мне проблема. Хочешь, куда-нибудь пристрою? Чтобы дел немного, а денег хватало.

— А ты чем занимаешься? — спросил Даллов, не ответив на вопрос.

— Литератором заделался, — сказал Клуфман и хохотнул, — пишу сатирические тексты. Постоянный внештатный сотрудник, если тебе это что-то говорит, работаю на ставке. Слегка намекнул на то, что сидел, это сработало. У всех у них совесть нечиста, вот они и считают себя обязанными, словом, сам понимаешь… Во всяком случае, мне это помогло заключить выгодный договор.

В комнату вошла Тереза, вылила из кофейника остатки кофе в чашку Клуфмана. Плащ был ей велик, она перехватила его пояском, который завязала узлом. Ворот плаща оттопырился и приоткрыл ее грудь. Даллов засмотрелся на нее и покраснел, когда увидел, что Клуфман это заметил. Клуфман понимающе усмехнулся и ущипнул Терезу за зад. Она выплеснула ему последние капли кофе на голову и весело ретировалась на кухню.

— Кое-какие из текстов хорошо пошли, старые и новые. А хочешь знать, какая вещица исполнена первой?

— Догадываюсь, — сказал Даллов. — Старое печальное танго.

— Уже слышал? Вот хохма. На третье представление я пригласил нашего тогдашнего судью и адвоката. И мы все собрались, все старое студенческое кабаре. Потрясающий успех. А судья шикал. Я нарочно посадил его прямо перед собой. Он аж побелел от ярости и громко шикал.

— Ошибаешься, собрались не все, — очень тихо проговорил Даллов.

Клуфман запнулся и тут же понял, что имел в виду Даллов. Он звонко шлепнул себя ладонью по лбу и скривил лицо, как от боли.

— Прости, — сказал он, — виноват! Забыли тебя пригласить. Но я достану тебе контрамарку, слово даю. Только скажи, когда хочешь пойти, и тебе сделают бронь. Можно даже два билета. Действительно, глупо получилось, но просто из головы вылетело. Ей-богу, это ненарочно, Петер!

— Я был всего лишь аккомпаниатором.

— Ладно, не дуйся. Ну, забыли, только и всего. Ты ведь действительно был на замене. Помнишь, Крайе заболел? Повезло ему, лег на операцию. Вот тебя и попросили заменить его, поэтому теперь о тебе забыли. Мне очень жаль, Петер. Извини. Но это же ошибка, а не преступление.

— Суд решил иначе, Клуфман. Я отсидел полный срок. От звонка до звонка, ни на день меньше вашего. Судья меня не забыл.

Тереза вошла в комнату с кофейником и чашкой. Клуфман взял у нее чашку, поставил перед Далловом на стол, потом забрал у Терезы кофейник и налил Даллову кофе.

— Извини, — сказал он примирительно, — мне вправду очень жаль. Но я под конец ужасно мандражировал, все не верил, что текст пройдет, вот и забыл про тебя.

— Вы тоже были в тюрьме? — поинтересовалась девушка и подсела к Даллову.

— Я был всего лишь аккомпаниатором, — дружелюбно ответил он. Попросив сливок и сахара, Даллов сделал вид, будто смакует кофе. Он заметил, как Клуфман с Терезой переглянулись. — А что теперь поделывает твое студенческое кабаре? — спросил наконец Даллов, разряжая напряженную тишину.

Клуфман, обрадованный перемене темы, засмеялся.

— Бог ты мой, с этим я покончил. Мне двадцать шесть, стар я уже, чтобы вкалывать задаром. Учебу пришлось прервать, так что надо всерьез подумать о будущем. Пора бросить игрушки. Рано или поздно наступает срок, когда нужно становиться взрослым. Я хочу иметь возможность время от времени купить себе бутылку коньяка. Разве это такое уж чрезмерное желание?