Смерть Хорна. Аккомпаниатор - [97]

— Что это за письмо?

Не дожидаясь ответа, он забрал конверт из рук защитника и, усевшись на стул, пробежал глазами письмо.

Там было лишь несколько строк, приглашавших Кивера на программу студенческого кабаре в Томаскирхофе. Под приглашением стояло пять подписей. Даллов узнал фамилии своих подельщиков, пятерых участников тогдашней программы студенческого кабаре.

— К письму был приложен билет, — сказал Кивер и тоже сел.

— А дальше? — спросил Даллов вдруг осипшим голосом.

Кивер рассмеялся.

— Они исполнили ваш старый номер, ту самую песенку, за которую всех вас посадили. — Он подался вперед и, чуть понизив голос, добавил: — Доктору Бергеру было не до смеха, он явно злился. А я хохотал от души, ей-богу.

Смысл сказанного доходил до Даллова с трудом.

— Неужели там исполняли?.. — медленно спросил он.

Кивер не дал ему договорить:

— Да-да, ту самую песенку. Я сразу ее узнал. Доктор Бергер, разумеется, тоже. Ваши друзья сидели в одном ряду с нами. Их это тоже весьма позабавило, сам видел. А почему, собственно, вы не пришли?

— А я был всего лишь аккомпаниатором, — сказал Даллов.

Подозвав официанта, он заказал еще водки. Он предложил выпить и Киверу, но тот отказался, так как его уже ожидал доктор Бергер.

— Я был только аккомпаниатором, — повторил Даллов, глядя на защитника потускневшими глазами. — Вот вам доказательство, что меня осудили несправедливо. С этим письмом вы могли бы начать процесс заново. Я был только аккомпаниатором.

Кивер подождал, пока официант отойдет от столика.

— После сегодняшнего представления, — сказал он наконец, — можно, конечно, попробовать добиться пересмотра. Только кому это поможет, если отвлечься от чисто правовых вопросов? Вы действительно хотите этого?

— Мне, — выкрикнул Даллов, — мне поможет! Я был только аккомпаниатором.

Он выпил водки и подождал, пока желудок успокоится. Потом он ткнул пальцем в письмо, которое Кивер все еще держал в руке, и сказал спокойно, но с упрямством и непреклонностью пьяного:

— Вот доказательство, господин защитник. Меня туда даже не пригласили. Я всего лишь аккомпаниатор.

Кивер встал. Даллов, продолжая тыкать пальцем в конверт, повторил:

— Вот доказательство. Я всего лишь аккомпаниатор.

Кивер брезгливо проговорил:

— Вы пьяны.

Повернувшись, он направился к столику, за которым его ждал доктор Бергер.

Даллов с открытым ртом смотрел ему вслед. Неловким пьяным жестом он отодвинул рюмку, попробовал встать. При этом он дважды упал обратно на стул, бормоча что-то невнятное. К столику подошел Гарри.

— Пойдем-ка, дорогой, — сказал он, поднял Даллова и проводил его к гардеробу. — Ты расплатился? — спросил он.

Даллов мотнул головой:

— Не помню.

— Ничего, я все улажу, — пообещал Гарри, помогая Даллову застегнуть пальто. — Тебе надо проспаться, — сказал он, подвел Даллова к двери, открыл ее и, дружески шлепнув его по спине, выпустил на улицу.

На следующее утро Даллов с трудом, нехотя вспоминал события прошлого вечера. Он даже решил было позвонить Гарри, который мог бы все рассказать, но потом передумал, так как пришлось бы признаться, что сам он почти ничего не помнит, а признаваться не хотелось. Это было унизительно, и чувствовал он себя беспомощным.

Дом показался ему необычно шумным. Он взглянул на часы — восемь. Он снова прислушался к звукам в доме: хлопанью дверей, щелканью замков, шагам на лестнице. Он полежал некоторое время в постели, размышляя, чем бы заняться и куда пойти насчет работы. Ничего не решив, встал и отправился в ванную.

Когда час спустя он выходил из дома, то заметил в своем почтовом ящике газету. Он вытащил ее, быстро сунул во внутренний карман пальто. Он полагал, что это соседская газета, а в его ящик попала по ошибке. Однако, подходя к гаражу, вспомнил, что сам подписался на нее. Перед дверью гаража достал газету, развернул ее. Сегодня, как он увидел, была среда, первое мая, на титульной странице, пестревшей жирными красными и черными заголовками, красовалось символическое изображение гвоздик. Даллов вновь сунул газету в карман и открыл дверь гаража. Он совсем забыл о празднике, поэтому загодя не купил продуктов, а теперь не мог припомнить, есть ли дома еда. Потом поехал в город.

Центр был закрыт для машин. Даллов свернул на восток, проехал мимо университетских клиник, старого кладбища Иоханнисфридхоф и площади Мариенплац, откуда вновь направился к центру. На Карлштрассе он припарковал машину, попробовал сориентироваться. Он искал дом Ульриха Клуфмана, который два года тому назад был художественным руководителем и ведущим автором студенческого кабаре. Тогда Даллов раза два-три навещал его и помнил, что тот жил в скверной, но на удивление большой квартире, в доме, предназначенном на снос. Теперь Даллову было трудно узнать тот дом, ибо все здания квартала выглядели так, будто им пора на снос. Он направился к отдельно стоящему дому. Правая дверь на первом этаже оказалась заколоченной, на левой висела табличка с чьей-то фамилией. Даллов включил свет и попытался найти почтовые ящики. Тщетно. Он пошел вверх по лестнице. В квартирах второго этажа никто не жил. Дверь одной из квартир была закрыта, но настолько изуродована, что Даллов мог заглянуть в пустые грязные комнаты. Постучав в другую дверь, он легко открыл ее. И тут же отшатнулся, так как пол в прихожей был сорван, между балок грудились кирпичи, щебень, мусор. Даллов пошел на следующий этаж, держась за перила, поскольку ступеньки шатались. Тут он услышал музыку и увидел на дверях таблички с фамилиями жильцов. На левой двери значилась фамилия Клуфман. Даллов поискал кнопку звонка, но не нашел и громко постучал в дверь, чтобы перекрыть грохочущую музыку.