Смерть экзистенциалиста - [3]

— Ты что думаешь, глупый? Ревнуешь? Не надо. Не к кому. Никого у меня не было и не будет, кроме тебя. Я тебя с седьмого класса люблю, понимаешь ты это, дурачок? Помнишь, как металлолом собирали? Вот с тех самых пор.

Как металлолом собирали? Он помнил, как отец последний раз в жизни отходил его командирским ремнем, узнав, что отпрыск с товарищами укатили в утиль несколько колес из автобусного парка и камнем раздробили представляющие художественную ценность ворота старого кладбища. Ну, неважно…

Пока было холодно, они сидели вечера напролет в Ларисиной комнатке, она натаскивала Володю по математике: скоро экзамены на аттестат, а у нее в финансово-кредитном техникуме математика — главный предмет, даже шире его дают, чем в школе. Потом они целовались в сенях и прощались. Когда стало теплее, целовались на улице. Лариса оставляла калитку распахнутой, чтоб не скрипеть лишний раз, возвращаясь.

Второго мая ему стукнуло восемнадцать, и на следующий день он потащил Ларису в загс подавать заявление. Они даже получили талоны на право покупок в «Салоне для новобрачных».

Вот только покупать было не на что. Родители — и его и Ларисины — их не понимали. Они или забыли собственную молодость, или никогда не любили. «Рано вам, выучитесь, получите дипломы-то (что Лариса кончает техникум, не считалось — в наш век институт нужен), — и тогда уж… А сейчас не надо торопиться». Если отцы еще помалкивали, то мать Ларисы говорила ей, что надо подождать еще потому, что девушка ошибается, мол, один раз в жизни и кается потом всю жизнь, а Володина мать — сыну, что Лариса, конечно, умненькая, хозяйственная, но, в общем, ничего особенного, и Вова мог бы найти получше… Вечерний? Не-ет, знают они это вечернее обучение, отец пробовал. И не для того они тянулись, чтобы сын в вечернем учился. Резюме было такое: хотите — женитесь, но мы вам помогать не будем. Можете создавать семью — ищите, на что. Вот так.

Когда Володя, обычно не получавший отказа на денежные просьбы и потому умеренный в них, попросил денег на кольца, мать фыркнула, а отец сложил комбинацию из трех пальцев и сказал:

— Вот тебе! А вздумаешь вместо подготовки к экзаменам подрабатывать, мы с мамой так отходим, что вместо загса в клинику попадешь. Я не шучу!

У Вовки было скоплено двадцать пять рублей «подкожных». У Ларисы оставалась стипендия — двадцать и после экзаменов месячный оклад финансиста — восемьдесят пять. Этого было явно мало. Вовка начал искать, где бы подзаработать. Увы, заработки везде такие, что жить можно и даже неплохо жить, но за два месяца, остающихся до регистрации, накопить на свадьбу, на кольца, на аренду времянки или комнаты невозможно, тем более без специальности. В школе дали корочки слесаря, но за два месяца по третьему разряду что заработаешь? Нет, это не выход.

А ведь свадьбу надо отгрохать такую, чтобы «предки» поняли, что их дети уже не дети и могут жить самостоятельно! И жить где-то надо будет, третьим между Ларисой и Славиком не ляжешь и на свой диван в проходной общей комнате жену не приведешь. А жить самим — это и посуда, и белье, то и её … Он прикинул: желательно для начала тысячи четыре рублей. Самое малое — последний предел — полторы. И не позднее чем через два месяца!

Володя пытался тайком занять у родственников. Но они оказались еще хуже родителей. Он унижался, а они… Отцова сестра тут же, при нем, позвонила матери на работу и доложила обо всем. А материн брат дядя Митя, которого Володя всегда уважал и считал самым лучшим и самым умным в родне, предложил на пару ограбить Госбанк или придушить трех кассиров: в ювелирном, в «Букинисте» и винно-водочном.

Всерьез его никто не принимал, кроме Ларисы.

Полмесяца он пытался вырваться из этой финансовой петли. Потом Лариса предложила сходить в загс и отсрочить регистрацию еще на пару месяцев. И Вовка, лишь две недели назад возмущавшийся двухмесячным сроком от заявления до сочетания, с облегчением, хотя и без радости, согласился. Лариса говорила, что если не отложить, то, она чувствует, ни ей диплома, ни ему аттестата не видать. И с ней нельзя было не согласиться.

Но с этого дня в их отношениях появилась трещина. Не из-за него, из-за Ларисы. Она стала раздражительной, часто плакала, злилась, кричала на него. Потом опять становилась прежней — жизнерадостной, ласковой, доброй. Потом опять вспыхивала. Вовка никак не мог понять, что с ней.

Когда он сдавал экзамены, Лариса, уже получившая диплом, волновалась больше него. Она глотала таблетки, дни напролет торчала в школе (у нее был месячный отпуск, полагающийся после окончания техникума), а с выпускного бала, не дав Володе пройтись с одноклассниками, теперь уже с бывшими одноклассниками, до Амура и по набережной, повела его к каким-то своим друзьям.

У этих молодоженов была комната в коммунальной квартире, в глубине длинного темного коридора. В первом часу ночи Ларису и Володю ждали: на столе красовались непочатые кагор и шампанское, торт и какое-то холодное мясо. Посидели, скованно поговорили об экзаменах, о сравнительных достоинствах высшего образования и рабочей профессии, потом… Потом хозяева поднялись и стали прощаться. Парень смущенно глядел мимо, а его жена, порозовев, тараторила что-то. И прежде чем Саломатин сообразил, что произошло, они остались вдвоем.