СМЕРШ - [49]

— Я часто заходила к бохтеру[8], все справлялась, нет ли от тебя писем… — в голосе мамки был едва заметный упрек.

Я опустил глаза. Действительно, в течение семи месяцев я не написал ни одного письма домой. Не мог, по серьезным причинам.

Я не стал оправдываться, я знал, мамка давно простила мне.

Отец в разговоре не принимал участия. Он сидел, сдвинув брови, глядя куда-то вдаль. Мамка продолжала посвящать меня в сельские новости. В течение получаса я узнал, что цены на землю упали, так как крестьяне, боясь колхозов, продают ее, — но покупать никто не хочет; что многие убегают в Чехословакию и Венгрию; что в соседнем селе открыли десятилетку…

Каждое слово мамки будило во мне воспоминания. Одно за другим всплывали в моей памяти знакомые места, знакомые лица людей.

— Ты надолго приехал? — спросил неожиданно отец.

— Нет, на один день.

Мамка испугалась. В ее глазах появились слезы.

— Всего на день?.. — переспросила она, как бы не веря моим словам.

Впервые в жизни между мною и родителями пробежала тень недоверия. Такие теперь пошли времена. Даже родителям нельзя во всем доверяться.

— Я, сыну, никуда не поеду, — говорил отец с расстановкой, и я почувствовал по тому, как он говорил, что это было твердое, выношенное многими месяцами, решение. — Здесь, на этой земле, жил мой дед и мой отец. Здесь хочу и я дожить свои дни… Много ли мне их осталось? Твой дед был в Америке. Пять лет отработал в угольных шахтах. Возвратился домой, потеряв там здоровье. Нет, сыну, везде хорошо, но дома лучше. Я на своему веку пережил много режимов, — были у нас венгры, потом румыны, за ними чехи и украинцы. Опять пришли венгры… А теперь у нас русские. Видишь, мои руки — и отец показал свои мозолистые ладони — такими они у меня всегда были. Ты, слава Богу, не маленький. Поступай, как хочешь. Один Бог тебе судья.

Я и не пытался возражать отцу. Он прав, он глубоко прав.

Но, прав был и я. Мне было обидно, что я не мог поделиться с отцом своими мыслями. Да навряд ли он и понял бы меня? Живет он своей, крестьянской мудростью. Земля — его стихия. Он к земле прирос. Одна смерть может оторвать его от этого родного сада, родных нив и родной хаты.

У каждого в жизни своя дорога. Может быть, если бы я не получил образования, то работал бы точно так же на земле и был бы счастлив.

После же всего, что я видел и пережил, мне осталось одно — борьба.

Завтра утром я еду.

Об авторе

Михаил Дмитриевич Мондич (псевд. Н. Синевирский) родился 5 марта 1923 года в селе Нанково, на Карпатской Руси. Это была крепкая русскими традициями и верой в Бога православная крестьянская семья. Отец и мать, дедушки, бабушки и трое сыновей. Средний из них, Михаил, по желанию родителей должен был перенять хозяйство. Но Михаил хотел учиться. После долгих просьб, на которые родители не поддавались, двенадцатилетний Миша, в одно прекрасное утро, «пошел учиться в Прагу». К вечеру его догнали на лошадях и только обещанием, что «отдадут в школу» вернули домой. Обещание родители сдержали и отвезли в Прагу в русскую гимназию. Рос Михаил в среде ребят из первой русской эмиграции, учился у замечательных учителей, среди которых было немало университетских профессоров. После гимназии — Пражский университет, машиностроительный факультет. С юных лет солидарист, член НТС.

Война смела все планы… Немецкая оккупация… патриотическая, подпольная деятельность на территории России… Отступление и разгром немцев… Возвращение из России домой… Занятие Красной армией Карпатской Руси. Призыв в армию в чине лейтенанта, медаль за взятие Берлина. И неожиданный поворот судьбы — переводчик (знание языков: чешского, венгерского, румынского, немецкого) в СМЕРШ!

По окончании войны Мондичу удалось бежать на Запад.

В 1949 году М. Д. Мондич эмигрировал в Соединенные Штаты, в 1950-м женился, а в 1952-ом снова вернулся в Европу и с 1952 по 1968 г. был сотрудником исследовательского отдела радио Свобода, вплоть до ранней своей кончины в 46 лет. В этой книге, написанной почти сразу же после удачного побега на! Запад (1-ое издание ее вышло уже в 1948 году в специальном выпуске «Граней» под псевдонимом Н. Синевирский — взят от названия озера на Карпатской Руси), М. Д. Мондич в виде дневниковых записей живо передает обстановку в родных местах в последние месяцы войны, ярко рисует образы чекистов из СМЕРШа (в том числе и женщин) и методы их «работы» (ему приходилось, в качестве переводчика, присутствовать на допросах). Попав со своим отделом в Прагу, он сумел уничтожить многие личные дела и данные, хранившиеся в Представительстве русской эмиграции (председателем в то время был Ефремов). Неудивительно, что после выхода этой книги М. Д. Мондич был помещен в розыскные списки КГБ.