Слышишь, Кричит сова! - [153]

Его все ругают, эка невидаль. Вот ежели б кто на бога, упаси боже, хулу понес - это дело. А так навару немного.

Немного-то немного, но и то ко двору - не упустит своего Косыря: обведет мужиков косым глазом, обиженно забормочет: - А как донесет кто на разговоры ваши - и мне страдать неповинно? Уж лучше я сам побегу, покаюсь, авось пронесет беду...

Мужики захлопочут, залопочут: - Да чего ты, Косыря, да кто донесет? Не боись, свои ведь!

А он: - Нет уж, нет уж, поди знай, а безвинно страдать не хочу. И откупиться-то нечем, ни грошика за душой, во дворе пусто. Чем откупишься?

Бормочет Косыря обиженно, норовит встать - каяться идти, но не торопится - уразумеют же наконец мужики, что делать, как беды избежать.

- Чем откупиться? - вскрикивает Косыря со слезой.

И глядишь, лезет один за пазуху, медный грош тащит.

Другие мнутся. Косыря грош берет не глядя, жалобно тянет: - Слаб глазами стал, тебя навроде здесь не было? Добро, что углядел я, а то как бы не оговорить зазря. А, мужики, верно? Его-то здесь не было, Микулы-то?

Был Минула, был, да и шумел больше всех, посажонка кляня. АН, вишь, что медный-то грош делает,- скребут в потылицах мужики,- а ежели нет у тебя медного-то гроша, так на суд тебя и расправу?

- Не ходи, Косыря, не жалься,- вразнобой просят мужики,- в обиде не будешь. Мы тебе репы нанесем!

- По одной мало будет,- жалобно тянет Косыря, - не хватит на откуп, не хватит.

- По две дадим, по две,- обрадованно шумят мужики,- не ходи, Косыря, не ходи.

- И то,- нехотя соглашается Косыря,- ежели что - вместях страдать будем. Свои ведь.

- Свои, свои,- соглашаются мужики,- как не свои...

"Свои-леший вам свой",- бормотнул Косыря, цепко вглядываясь - кто же там за стожком хоронится, с кем это Непрядва лясы точит?

"А, вон оно что",- углядел наконец и понял, что поживы тут не будет: бабка, махнув рукой, пошла через двор, следом из-за стожка мальчонок показался. "Прижился-таки на Несвятовом дворище коренек, да вверх машет, змеина ягода,- скривился Косыря.- В отца тянется. Нуну, тянись-тянись, подождем-поглядим".

Не любил Косыря дел недоделанных, ох, не любил.

Утопить Марьицыных потатчиков утопили, а коренек остался. Как ни подкатывался к охоронщику Святовидову Косыря, как ни нашептывал - дескать, рубить под корень надо, не послушал пень старый, мотнул бородищей: "Угодно богу будет, вырубим". Вишь, неугодно значит, раз не вырубили. Ладно, ладно, приглядимся - груня от грухи недалеко падает. Пожалеешь, борода пеньковая, что не послушал...

- Эй, Косыря!

Косыря дернулся - ишь, леший его носит, не углядишь, не услышишь, подберется, неясыть, подкатится, кота мягче ступает - из-за хоромины торчала голова Богдыни-дурачка, ну, впрямь корчага на плетне, только рот до ушей.

- Чего тебе, свет ты наш, защитничек?-улесливо запел Козыря, подумав "поленом бы тебя, поленом, да нельзя",- Куда собрался с утра, спозаранку?

- Косыря, а, Косыря! - ровно не слыша, выкликнул снова Богдыня.

- Ну, чего тебе, батюшко? - "поленом бы тебя, поленом".

- Косыря, айда Змия имать!

- Да на кой он тебе? - ошарашенно спросил Косыря,- снова пахать хочешь?

- Не-е,- заухмылялся Богдыня и замолчал.

- Ну? - Косыря ждал.

- А мы с него сапогов нашьем,- вдруг сказал Богдыня,- износу не будет.

Косыря подумал - чего дураку в голову не взбредет, спросил: - Да как ты его ловить-то будешь?

Богдыня помолчал, подвигал бровями, полез пятерней в потылицу и пояснил: - А так!

- Как -так? Как в тот раз, что ли?

Богдыня подумал, согласился: - Знамо дело...

- Ну, а в тот раз как ты его поймал-то?

- А так,- неопределенно, но уверенно ответствовал Богдыня.- Раз - и поймал.

"Вот докука",- подумал Косыря, сказал: - Иди сам, Богдыня.

Богдыня не двинулся. Косыря снова досадливо скривился: "вот докука докучливая", сполз с бревна и полез через порог.

- Косыря, а, Косыря,- Богдыня не уходил.

- Нету меня,- забираясь на лежанку, откликнулся Косыря,- я у Черепана-горшечника.

- А-а,- обрадованно прогудел Богдыня,- пойду ш" ищу.

- Иди-иди.

Шаги протопали мимо порога. Косыря, не сползая с лежанки, потянулся, воткнулся глазом в дыру. Над Череч Пановым дворищем сизое облако - все жжет-калит корчаги Черепанушко. Богдыня косолапо топал вниз по косогору искать Косырю у Черепана.

- Иди, иди, змиев добытчик,- ухмыльнулся Косыря.

"Сапоги шить хочет,- подумал, мостясь на лежанке,как бы он сам с тебя сапогов не наделал". Косыря поежился - перед глазами встало: глазища красные с бычий пузырь каждый, из трех пастей пламя пышет, бока медные смотреть больно, хвостищем колотит-трясется... На что уж при одной ноге, а тогда Косыря быстрее коченега трехного в гонтину Святовидову махнул, полдня в подполе протрясся - не вернется ли, борони бог, сыроядец человеческий, чудище залесное.. За печкой прошуршало. Косыря прислушался, отплюнулся: "Опять спать не даст, нежить проклятая", сказал с надеждой: - Будет соломкой-то баловаться, суседушко. Передохнул бы, а?

За печкой насмешливо фыркнуло.

Косыря обозлился - не даст поспать, - Ну, погодь, доберусь до тебя...и тут Косыря едва не хохотнул - мысль набежала ну впрямь во спасение: не мешкая отодрал от ветошного корзна тряпицу, располовинил надвое и, бормоча "ну-кось возьми, выкуси", затолкал тряпицы в одно ухо, в другое, повертел головой, плюнул в сторону печки: - Кончилась твоя потеха, шуршило окаянное...