Служить театру честно. Записки артиста Мариинского театра - [6]

Особо из всех своих педагогов я выделяю Николая Павловича Ивановского, директора училища, и, конечно, Александра Ивановича Пушкина. Ивановский был настоящий аристократ и интеллигент. Я помню, когда ходил по училищу, чувствовал себя в основном неуверенно. Мы были все немного затюканные, чересчур дисциплинированные. Ивановский — он всегда носил шляпу — если мы встречались, приподнимал ее передо мной, 11-летним сопляком. Еще помню, он ходил в очень красивых ботинках, с замшевыми накладками на застежках. Ивановский преподавал историкобытовой танец, этот предмет был в младших классах и в выпускном. Он обычно ставил почти всем пятерки, не выделял, кто хуже, кто лучше. И мы все ходили счастливые.

И, конечно, я особо отмечаю Александра Ивановича Пушкина. Он был необыкновенный человек, очень многого от учеников добивался, давал возможность проявить себя, оттачивал все наши навыки, давал прекрасную школу. В предвыпускном классе мне поручили танцевать сцену «Теней» из балета «Баядерка» с Аллочкой Сизовой. Я репетировал целый год, все было отлично подготовлено. Участвовала в репетициях Наталья Александровна Камкова, педагог Сизовой — довольно грубая и бесцеремонная женщина. Ко мне она, правда, относилась хорошо. Камкова могла встать в позу посреди зала или сказать что-нибудь резкое. А Пушкин сидел на репетиции тихо, интеллигентно. Мне очень хотелось выступить в этом номере, показать себя. Я станцевал «Тени» в ДК Ленсовета, где училище давало спектакли, сначала с Аллочкой Сизовой. У нас даже был «антураж». Помню, в антураже стояла студентка Ковалева, которая потом стала известной балериной. Позже «Баядерку» мы танцевали с Габриэл ой Комлевой на выпускном спектакле. Выбрали меня на эту партию, кроме прочего потому, что я был физически сильный и отлично справлялся с поддержками. Например, поддержку с «перекидного» на плечо многие не могли сделать, а я мог. Дуэтный танец у меня преподавал Николай Николаевич Серебренников.

Насчет авторства учебника, изданного Серебренниковым — может быть, не все знают, но это все написал Пушкин. Николай Николаевич Серебренников пришел как-то к Пушкину и сказал: «Александр Иванович, дай мне, пожалуйста, на пару дней твои записи посмотреть, я в Китай еду преподавать». И Пушкин дал. А потом Серебренников опубликовал все записи как свою книгу. А это все принадлежит Пушкину. Пушкин ведь и дуэт преподавал. Но он никогда не говорил о себе, не хвалился, не жаловался.

Помню, я шел по Невскому, был в предвыпускном классе. Встретил Пушкина. Он со мной поздоровался, заговорил. Он был простой, добрый, общительный, интересовался нами, нашей жизнью. И вдруг говорит: «Пойдем, я тебя мороженым угощу». Я засмущался, но пошел. Ходили мы в кафе в низочке, напротив Екатерининского садика. Там ели мороженое, пили газированную воду. Он садился, расспрашивал, как мама и папа. Папа мой умер в 40 лет, он прожил тяжелую жизнь. Узнав об этом, Пушкин стал ко мне еще лучше относиться, совсем как к родному сыну. Да он и ко всем остальным хорошо и по-доброму относился.

В школе у нас также преподавала Мариэтта Харлампиевна Франгопуло, гречанка по происхождению. От нее мы многое узнали об истории балета, о традициях исполнительства. И еще она рассказывала нам разные байки. Например, как Святослав Кузнецов лазал по водосточной трубе к знаменитой балерине Татьяне Вечесловой. Он, между прочим, был младше ее на пятнадцать лет.

Я рос и взрослел в эпоху, когда о многих вещах не стоило говорить. Нам даже один из педагогов, которого мы любили, сказал на выпускном вечере: «Я Вас учил, а теперь вы учитесь молчать». В дальнейшем в театре я так и поступал. Иногда это на самом деле помогало. Некоторые много говорили. А потом получалось так — что-нибудь наболтают, и их не берут в поездку.

Учили нас в школе хорошо. Все мы в те годы недоедали, с питанием еще было непросто. В столовой у нас была такая баба Маша, которая таскала все сумками — все знали, но поделать ничего не могли. А дети — особенно те, кто жил в интернате, очень плохо питались. У нас учились дети из всех пятнадцати республик. Помню киргизов, довольно жестокие они были ребята, иногда пакости разные делали. Бывало, купишь себе «второе» — а кто-то из них подойдет, ткнет туда пальцем. Ты, естественно, потом уже не ешь, а он съест твою порцию. Разные случались истории, иногда совершенно дикие. У них еще были друг другу клятвы. Могли взять свечку, зажечь и держать у руки, пока кожа уже практически не затлеет. Суровые, в общем, были ребята. Драки тоже случались, дрались обычно между собой — осетин с осетином, свои со своими. Мальчишки могли издеваться над кем-то. Позовут в класс из коридора — парень заходит, а там стоят человек пять. И говорят ему: «Давай, делай пируэты». Кулаки выставят со всех сторон — и, если тебя «мотанет», получишь в нос.

В Вагановском отрабатывали пируэты и технику вращения везде, где только можно — и в залах, и в коридорах. Помню, Сережа Викулов (в будущем — ведущий танцовщик Кировского) великолепно вращался, от природы. Нас еще практически тогда технике не научили, а он уже мог сделать шестнадцать оборотов. Великолепная ось у него была. Хотя пируэты у него были немного не такие красивые, как сейчас. Руки теперь держат немного ниже, изменилась немного форма движения. А он как-то разгонялся, со второй позиции, собирал руки — и пошел!