Служить театру честно. Записки артиста Мариинского театра - [4]

Несмотря на то, что дед окончил только четыре класса, он был очень грамотный. За отличную учебу в школе ему подарили на окончание золотые часы с браслетом. Он работал долгое время корректором в типографии. Представляете — с четырьмя классами быть настолько грамотным, чтобы проверять газеты. Он проверял «Ленинградскую правду», чтобы не было ни единой ошибки. В то время ведь было так, что за одну ошибку корректора могли расстрелять.

Деда встретили в банке чуть ли не с поклоном, он стал работать управляющим. Все было хорошо то ли год, то ли два. Как-то к нему зашел одноклассник Миша. Раз зашел, другой — и вот этот Миша стащил у дедушки портфель с деньгами. Как говорится, то было в горочку, а то пошло под горочку. Деда судили, но ему повезло, дали условно. Я все это знаю по разговорам и рассказам мамы и бабушки. Все это стало известно только, когда дед умер, в 1950-х годах.

Глава 2 Школа. Хореографическое училище

До Ленинградского хореографического училища два года я проучился в обычной школе. Она находилась рядом с нашим домом, на Демидовом переулке, у канала Грибоедова, чуть налево. Ученики в классе были разновозрастные, потому что кто-то отстал, так как не мог не учиться из-за войны. В нашем классе был, например, цыган Казека, на несколько лет меня старше. Хулиган страшный — даже гранату в школу притаскивал, потому что оружия (с убитых финнов и немцев в лесу) было полно.

В первом или во втором классе помню случай, который говорит о том, насколько непростое было время. Казека — цыган есть цыган — украл где-то банку сгущенки и принес с собой в класс. Проделал в крышке две дырки, поставил банку повыше на парту, наклонил и угощал нас. А мы стояли внизу и ловили открытым ртом струю текущей сгущенки… Для нас это было что-то необыкновенное, мы ведь сгущенки никогда не видели и не пробовали.

Была у меня история, когда меня чуть не исключили из общеобразовательной школы. Нам, младшим, было лет по 7–8, а переросткам — таким, как Казека — по 12–13. И вот это Казека нахулиганил: может, кто-то ему что-то сказал, а он был бешеный, и он взял и бросил чернильницу в карту Советского Союза. А сказал на меня. Учительница родителей моих вызвала в школу. Это было настоящее ЧП — залить карту. Если бы мы были старше, наверняка бы нас потаскали «по инстанциям». Так как я был маленький, все обошлось, нас миловали, не тронули. Мне было очень обидно, потому что я этого не делал. Я плакал, учительница чуть ли не в угол меня поставила. А все промолчали. Казеку этого боялись, потому что он был старше.

Помню, как-то раз в те годы мы с отцом поехали на машине за город, и я зашел в лес. И вижу: сидит немец, пистолет у него висит, одежда истлевшая, глаз уже не было, одни впадины. Я это к тому говорю, что тогда еще много что не убрали, оружия было полно, легко было найти. И мальчишки постарше — вроде нашего цыгана — его находили и в школу с собой приносили. Потом, может, кто-то его и продавал. Хулигана Казеку из школы, кстати, позже выгнали.

Из детства еще вспоминается, как я во втором, кажется, классе, ходил на большую ярмарку, смотрел на выступление циркачей. Мама не знала, а я «мотал» школу. Ярмарка была у Балтийского вокзала. Там собиралось много народу и много интересного происходило — что-то продавали, что-то у кого-то могли стащить. Там был такой аттракцион: стоял светлый деревянный столб, смазанный чем-то вроде жира, чтобы он был очень скользкий. На самом верху лежали золотые часы или дорогой костюм, который нигде не купить. Те, кто пытался приз достать, забирались немного вверх и, конечно, съезжали вниз. Клоуны еще были, денежку просили. Для меня это было очень увлекательно. Первый раз я туда ходил с мамой, поэтому потом добрался один, еще с Петра Алексеева. И с другими ребятами мы туда ходили, наблюдали за всем с открытыми ртами.

В детстве мы, конечно, и хулиганили тоже. Во втором классе на переменках мы прыгали туда, где сбрасывали снег, прямо в канал Грибоедова. Один раз я так прыгнул, что еле вылез. Ну, как иначе — все прыгают, и я. Съехал вниз и провалился в снег — его только сбросили, и он был совсем мягкий.

В обычной школе я проучился недолго. Дальше моя жизнь была связана с хореографическим училищем на улице Зодчего Росси. Интересно, что детей, которые там учились на артистов балета, приравнивали к работающим взрослым, давали им в те годы не обычную, а рабочую карточку. Наверное, и я получал такую, точно уже не помню. Наш труд был приравнен к взрослому. И это не случайно, потому что нагрузки были очень серьезные.

Сам я не хотел в хореографическое училище. Во втором классе мы с ребятами уже хулиганили, творили разное в школе, со старших брали пример. И мама хотела это прекратить. Раз сестра уже училась в балетной школе, было очень удобно и меня туда отдать. Я поступил в первый класс училища в 9 лет. Я был хорошего телосложения, крепкий, бойкий, и меня, как и сестру, взяли. Мы ходили на занятия вместе, иной раз за руку. От Сенной площади шли пешком или иногда ехали на трамвае, если сильно уставали, потому что нагрузки были очень большие, и много предметов. Математика, русский язык, астрономия — все предметы изучали, плюс, фехтование, история балета, актерское мастерство, грим, изобразительное искусство, история музыки. Мы учились играть на фортепьяно (пять или шесть лет), каждый год сдавали экзамены. Образование давали хорошее. Я знаю, что сейчас общеобразовательный курс намного сократили.