Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - [64]
По версии родословной литовских князей, созданной в 1529 г. в окружении князя Федора Мстиславского, Юрий Патрикеевич появился при московском дворе в 1390 г., сопровождая Софью Витовтовну[476].
Юрий Патрикеевич женился на дочери великого князя Анне и занял главенствующее положение в боярской среде. Именно он стал наместником московским, а в 1433 г. возглавлял поход на братьев Василия Косого и Дмитрия Шемяку с великокняжеским двором «а с ним двор свои, многие люди». Менее заметны были потомки его братьев князья Хованские и Корецкие. Последние долгое время оставались неизвестными, пока неожиданно не проявились в самом конце XV в., получив поместья в Новгородской земле. При этом Корецкие других линий продолжали владеть землями в окрестностях волынского города Корец. А. В. Кузьмин считал, что князья Корецкие не были потомками названного ранее Патрикия Наримунтовича (от его сына Александра). Не очень понятно в связи с этим, однако, их присутствие в официальной родословной росписи этого рода. В уже упомянутой родословной из окружения Ф. М. Мстиславского у Юрия Патрикеевича был показан брат Александр, как и в позднейших родословных росписях, в том числе в Государевом родословце. Сами Корецкие считали своими предками князей Глеба (Наримунта) и Патрикия. По своему статусу на московской службе они в середине XVI в. заметно уступали Щенятевым и Булгаковым (Голицыным и Куракиным). В родословной перечисление Корецких было неполным. В ней явно были пропущены одно-два поколения, а также отсутствовали имена Ивана Большого и Ивана Меньшого Семеновых Корецких. Видно, что эта роспись была составлена по памяти родственников, о чем свидетельствует и сделанный комментарий «по росписи Голицыныхъ и Куракиныхъ»[477]. Обе эти фамилии, таким образом, признавали свое родство с Корецкими. Не исключено, что Корецкие выехали на московскую службу лишь в конце столетия, под опеку и покровительство к своим могущественным родственникам.
Князь Федор Патрикеевич, предок Хованских, был в 1421 г. великокняжеским наместником в Новгороде, а затем князем в Пскове. Он умер в Москве, выехав из этого города, спасаясь от морового поветрия[478].
В целом можно констатировать, что безземельные служилые князья в XV в. стали более охотно связывать свою судьбу с московскими правителями, без обратных переходов на литовскую сторону. Вполне вероятно, что причиной этого был продолжающийся характер формирования правящей элиты. Новые лица, обладавшие знатным происхождением и амбициями, вполне могли претендовать не только на щедрые земельные пожалования, но и получали вполне реальные шансы попасть в ближайшее окружение великокняжеской семьи. Стоит заметить, что некоторые литовские выходцы породнились с правящей московской династией (Дмитрий Боброк Волынский и Юрий Патрикеевич).
Ослабление зависимости от Орды, нерегулярность выплаты «выхода» приводили к возможности московским князьям наращивать военный потенциал, увеличивая размеры собственных дворов. С 1433 г. в качестве самостоятельной воинской единицы начал упоминаться великокняжеский двор. В этой связи возросла потребность в «удальцах», особенно таких, кто, имея княжеское происхождение, мог выступать в качестве воевод для местных ополчений. Представители местных княжеских династий Северо-Восточной Руси в конце XIV – начале XV в. еще сохраняли остатки независимости и могли использоваться в служебных целях, особенно в междоусобных войнах, с рядом ограничений, обусловленных их родственными связями с участниками конфликтов. Их количества явно не могло хватать для возросшего уровня задач. Более активно использовались потомки княжеских фамилий, лишенные титула (во втором-третьем поколении), но большинство из них быстро теряло свой авторитет, опускаясь во второстепенные ряды боярства и часто связывая свою судьбу с удельными дворами.
Безусловно, в этом случае нельзя говорить о том, что московское правительство рассчитывало с помощью этих эмигрантов начать борьбу за «старинные русские земли, входившие в это время в состав Великого княжества Литовского», как писал А. А. Зимин[479]. Идеологических посылов для подобных «реваншистских» настроений не существовало, по крайней мере, до конца XV в. Вплоть до 1480-х гг., когда на территории Новгородской земли был сформирован «княжеский» плацдарм, служилые князья из Великого княжества Литовского размещались вдали от литовской границы и были задействованы на других направлениях. Князья Порховские, например, владели землями в Костромском уезде, на восточных рубежах. Здесь же позднее разместились князья Несвицкие. Владения князей Хованских были расположены в Волоцком уезде, который во втором десятилетии XV в. уже явно не относился к пограничной территории. Большие земельные массивы принадлежали в разных частях страны позднее князю И. Ю. Патрикееву, сыну Юрия Патрикеевича, но западное направление явно не было среди них доминирующим[480].
Литовские князья были предназначены для внутреннего использования, выступая в качестве военачальников разного уровня. Эта тенденция отчетливо проявилась в последующие десятилетия, когда количество подобных эмигрантов значительно возросло.
