Служебный гороскоп - [20]

Нравятся Змеи слабому полу, умельцы они заморочить голову красными приветами, усладить сердца лебединой речью, заиграют, затомят, растопят уста белые девичьи. Являются Змеи к молодым женам в образе и подобии их убывших в командировки мужей, а к вдовам прилетают, обернувшись их покойными супругами.

Явится этаким франтом, поди разбери: Змей Гаврилыч либо законный муж.

К примеру, ночью стук в дверь.

— Дуня, отворяй.

— Кто там, господи?

— Мужик твой явился не запылился.

— Окстись! Он намедни помер.

— Это не причина. Заскучал по тебе, вот и ожил. Любовь, баба, сильнее.

— А ты, случаем, не Змей Гаврилыч? Их брат умеет прикидываться да оборачиваться.

— Ты, Дуня, обижаешь. Неужто я на гада похож? Лучше скажи, разлюбила? Иного завела?

— Ладно уж, входи.

Так-то! По весне ухо, братец, держи востро. По весне у Георгия Победоносца полон рот забот. Дает отпор темным силам в воздушном и земном пространстве, скачет на белом коне, хоругвью машет, копьем разит, конем топчет. И лопаются Змеи с треском, рассыпаются искрами, будто горячее железо в кузнице, течет змеиная кровь рекою, от нее лес возгорается.

Марина, крестьянская девица, пасла за околицей козу. Тут-то ее и прихватил Гаврилыч, соблазнитель окаянный, большой любитель молодушек. Унес в пещеру, опозорил, обесчестил. Поцарапала его она тогда, конечно, от души, так отделала, что родная мама не узнала.

Но запер гад ее в пещере, тяжелым камнем дверь привалил.

Поплакала Марина месяц, другой, что сделаешь, жить-то надо. Стала в роль хозяйки входить. Первым делом навела в пещере порядок, побелила, почистила, запретила Змею Гаврилычу дома пламенем чадить, а также после службы людишек изводить. Отвоевал свое, отбедокурил — и будь добр в семью явиться. А к дружкам слетать или просто на стороне покуражиться — об этом думать не моги.

Особо непримирима Марина была к хищениям девушек из других микрорайонов. Как-то Гаврилыч спер под шумок двух зазевавшихся длинноногих блондинок. Только полакомиться ими вздумал, с метлой в руках налетела Марина и — шмяк, шмяк, да все по головам, а блондинкам по джинсам, по джинсам.

— Старый мерин! — вопила Марина. — Хоть бы меня постыдился.

После того Гаврилыч потерял интерес к охоте на блондинок. На сухой паек сел.

Марине стала нравиться новая жизнь. Приглянулось ей, к примеру, на Гаврилычевой шее летать в дальние края, скажем, к теплому морю, на пляже понежиться. Ей-то что, одно удовольствие по свежему воздуху прошвырнуться, а Гаврилыч весь в мыле. Будто это не Марина в плен к нему попала, а он к ней.

— Кто кого, девка, полонил? — спрашивал он.

— Я тебя, — смеялась она, обнажая белые зубы на загоревшем у моря лице. — Ты почему, черт этакий, кожу не сменил? Я тебе сколько раз сказывала: кожу надо всякую неделю менять на глаженую и крахмальную. Дурно пахнешь.

Вскоре Гаврилыч перестал запирать вход в пещеру, думал, Марина сбежит. В деревню-то она стала наведываться, в гости к папане с маманей. Явится, заморских пряников братишкам насует, чайком побалуется. И знай все своего Гаврилыча нахваливает, дескать, не пьет, не бьет, не то что наши мужики. В общем, живу, дескать, папаня и маманя, кучеряво, будто сыр в масле. Просим с ответным визитом.

Вернулся Змей Гаврилыч из лесу с лукошком грибов (вот ведь какой домашний стал — даже по грибы летал), а пещера полным-полна. Галдеж, шум, ребятишки под ногами снуют, зятьком Гаврилыча кличут, за холку его больно дергают, катать на себе требуют.

— Кто такие? — насупился Гаврилыч.

А Марина поясняет:

— Маманя с папаней. А также братишки и сестренки. Шурин, деверь, крестный и так далее. В общем, твоя родня. Знакомься.

Выпили, закусили, петь да плясать родня зачала. Ад кромешный! У старого холостяка Гаврилыча головы раскалываются. Полотенцем их перевязал, зубы стиснул. Вытерпел, никого не заглотил.

А когда все ушли, он сделал Марине заявление:

— Чтоб более их ноги здесь не было.

— Это почему? Твоя родня как-никак.

— Какая еще родня? Мы с тобой не венчаны.

— Значит, будем регистрироваться.

— Не хочу.

— Давно метлы не пробовал? Угощу!

— Иди, Марина, обратно.

— Куда?

— Домой. Отпускаю я тебя. На все четыре стороны.

— Не хочу. Ишь ты! Клялся, что на всю жизнь. Обесчестил! Опозорил! Ну, ничего, я тебе быстро головы повыдергиваю. Лети живо в Африку за бананами. Бананов чего-то хочется. Да и кофе растворимый кончился.

Махнул он хвостом и улетел. Нету его неделю, две нету, через месяц не явился.

— Бросил! — поняла Марина. — Жаловаться надо. К Георгию Победоносцу, народному заступнику, пойду и все ему поведаю.

Побежала за околицу села, в чистое поле, там крестьянский защитник Георгий Победоносец посевы от пожаров и набегов охраняет. Подбежала к нему, шубейка расстегнута, щеки алые горят, кровь с молоком, а не девка. За стремя белого коня словила, рядом бежит, кричит:

— Егорий, а Егорий! Отомсти за разбитое женское сердце.

— Что такое? В чем дело? — насупился заступник.

— Мой-то сбежал! Побаловал — и в кусты.

— Это кто? Гаврилыч, что ль?

— Он самый.

— Вот бабник! Ну, девка, сама виновата. С кем связалась-то, дура! С гадом! Я тебе говорил, я тебя предупреждал. Неужто своих парней мало?