Служанка двух господ - [38]

Глава 14

В семь утра зазвонил телефон. Звонок в такое время мог означать или болезнь, или автомобильную аварию, или несчастный случай с кем-нибудь из родных. Пока я с ужасом хватала трубку и пыталась справиться с дыханием, Анна Кузьминична на другом конце провода требовала, чтобы я вышла на работу утром. Больничные правила позволяли ей сделать такую перестановку. Я могла, конечно, отказаться и даже уволиться могла, не отходя от телефона, но какое-то неясное чувство, не хочу говорить о долге, помешало мне так поступить. Пусть я прекратила работать на Леху, но сказать «нет» собственному любопытству было труднее. А оно — любопытство — шептало, что в больнице меня еще ждут кое-какие открытия. Поэтому я не стала спорить, а оделась, обулась, зубы почистила и толкнула Максима в бок:

— Макс, мне нужно на работу, остаешься один.

Максим что-то буркнул недовольно и перевернулся на другой бок. Счастливец! Я долго не могла уснуть этой ночью, глаза, отказывались закрываться, словно кто-то песку в них насыпал. Задремать удалось только на рассвете, а тут — непредвиденное дежурство. И я не обращала внимания ни на прелести весеннего утра, ни на пассажиров, с которыми ехала в трамвае, скрючилась на сиденье и обхватила руками голову, боясь, что она развалится на части. Мои чувства к Анне Кузьминичне в эти минуты были весьма далеки от христианских. Но в больнице на мою душу упали первые капли бальзама: вчера вечером сбежал еще один мальчик. Снова обвинить меня Анне Кузьминичне не удалось, и она уже выслушала выговор заведующей. Об этом мне в раздевалке рассказала Оксана и предупредила, что во время тихого часа состоится общее собрание. Руководство больницы решило напомнить нам о наших обязанностях.

— А милиционер будет? — спросила я.

— Зачем? — удивилась Оксана.

— Ну, в прошлый же раз был, — напомнила я.

Оксана рассмеялась:

— Да мы никогда сразу в милицию не сообщаем. Сначала сами домой ходим, с родственниками разговариваем. Обычно дети через пару дней возвращаются. А в прошлый раз Анна Кузьминична из-за тебя в милицию позвонила. Чем-то ты ее здорово достала.

Я снова посочувствовала здешним детям. Если Анна Кузьминична не постеснялась вызвать милицию, чтобы отомстить взрослой тете за то, что та требовала обращения по имени-отчеству, то с детьми она, похоже, совсем не церемонится. Вообще, знакомство с Анной Кузьминичной позволило мне по-новому взглянуть на свое собственное детство. Лет пять назад, во время очередной ссоры с мамой, когда речь зашла о дочерней неблагодарности, мама напомнила, как она спасала меня от шизофрении. Я всегда отличалась богатым воображением и в пять лет не могла разделить фантазию и реальность. Я любила играть с медведями. У меня их было четыре: белый, черный, коричневый и рыжий. Я водила их на прогулку, кормила, укладывала спать и рассказывала сказки. Медведи жили в моем воображении. А девочка, разговаривающая вслух с несуществующими медведями, выглядела в глазах воспитателей детского сада несколько странно. Мама кинулась за помощью к своей старшей сестре. Та жила в Москве, работала фельдшером в заводском медпункте и посоветовалась с невропатологом из этого же медпункта. Вообще-то мне повезло: невропатолог велел не поднимать паники — медведей нужно подарить. Повздыхав, я раздала любимым родственникам своих друзей, и мы с мамой благополучно вернулись домой. Честно говоря, я не помнила ни медведей, ни то, как я их дарила, но мамины требования благодарности меня разозлили.

— Неужели ты думаешь, — всхлипывала я, — что я перестала после этого играть с несуществующими вещами?

— Но ты стала вести себя нормально, как все, — отрезала мама.

Действительно, я частенько вела себя не «как все», чем доставляла маме немало хлопот. Конечно, она мечтала о невозможном — талантливом ребенке, ведущем себя как положено. Но если бы она позволила мне быть собой в мире взрослых, большинство из которых ничем не отличались от Анны Кузьминичны, то с действием аминазина я познакомилась бы на много лет раньше. И не в качестве наблюдателя. Так что, дорогие взрослые дети, обвиняющие родителей, остановитесь — и представьте, что они тогда не сделали бы того, в чем вы их сегодня обвиняете. Во всяком случае, я вычеркнула медведей из списка своих претензий к родителям. Думается, лет через двадцать я вычеркну все, что там пока остается.

Анна Кузьминична продолжала вести себя в своей обычной манере: распекала всех за все. Но меня почему-то не трогала. Даже скучно стало. Чтобы хоть чуть-чуть развеселиться, я устроила соревнование: чей мыльный пузырь дольше продержится в воздухе. В ход пошли моя чайная чашка, шариковые ручки, туалетное мыло из тумбочек. Минут сорок из игровой неслись крики: «Не дуй на мой пузырь», «Не толкайся», «Смотри, какой большой у меня получился»… Выиграл, к моему удивлению, Вовка. Он набрал полную трубочку мыльной пены, отошел в уголок, выдул пузырь и тихо стоял, пока другие мальчишки толкали друг друга локтями. А когда все пузыри лопнули и я приготовилась крикнуть «отбой!», он осторожно дунул, и последний пузырь гордо пролетел через всю комнату — от окна до двери. Чистая победа. Я поздравила Вовку, подарила ему шариковую ручку. Володя не ожидал такого успеха и щедро делился секретом победы. К сожалению, моя головная боль не прошла, и я с трудом сохраняла улыбку. Увы, в больнице, как и во всем остальном мире, чем больше кто-то нуждался в помощи, тем меньше ее получал. И привилегию быть великодушной я оставила себе. Но, уложив пацанов спать, я поняла, что не в силах доработать смену. Нужно было срочно что-то придумать. На помощь мне пришло общее собрание. Как только работающие в смене расселись в кабинете заведующей и в воздухе повис извечный русский вопрос «кто виноват?», я подняла руку и попросила слова.