Служанка двух господ - [3]

Тетя Вера в нашей семье была персоной нон грата. Мой папа — кадровый военный, мама — учительница русского языка. А все вместе — семья военнослужащего со всеми полагающимися данному званию атрибутами: строгая дисциплина, авторитет отца, маленькие гарнизонные городки, школа, в которой обязательно работала моя мама, а значит — никакой косметики, коротких юбок и — свят, свят, свят — сигареток с подружками за котельной. Поближе к папиной пенсии наша семья перебралась в Подмосковье, так что в университет я приехала уже не совсем дремучей провинциалкой. Семья родителей была точным отражением семьи моих дедушки и бабушки. И вдруг тетя Вера — младшая папина сестра — наплевала на все семейные правила, бросила педагогический институт, жениха, курсанта военного училища, и устроилась работать буфетчицей на огромный сухогруз. Восемь месяцев в году тетя проводила на камбузе, посещала далекие загадочные страны, привозила оттуда множество волшебных вещей: джинсы, жевательную резинку, роликовые дезодоранты, пластмассовые магнитофоны и — вот он, позор семьи! — перепродавала все это, ничуть не смущаясь. К тому же о личной жизни тети Веры ходили легенды. Но в год развала великой страны, когда тетин порт оказался вдруг на территории иностранного государства, она, разменяв пятый десяток, вышла замуж за капитана своего сухогруза и уехала с ним в небольшой южный город, который из заштатной провинциальной дыры вдруг превратился в форпост на границе с незалежным, самостийным соседом и чуть ли не единственный российский порт на берегу теплого и очень грязного моря. Бравый капитан не стал поливать розы в палисаднике, а устроился на работу в местный порт, начальником. И тетя при нем — заведующая столовой. Лет через пять он все же взялся за лейку — подвело здоровье, и уже три года тетя числится вдовой. Она по-прежнему бодра и выглядит куда моложе, чем женщина, получающая пенсию по старости. Семейные страсти давно улеглись, гостить летом у тети вошло в привычку — море теплое, арбузы дешевые, город тихий. Но приехать сюда в начале марта! Только мягкая тетина грудь, на которой я прорыдала весь вечер, помогла скрасить унылое впечатление от холодных улиц, грязных тротуаров и барабанящего по железной крыше дождя.

Но похоже, что выплаканные вечером слезы оказались последними. Я проснулась поздно в маленькой комнатке для гостей, и хотя небо в оконной раме не радовало голубыми оттенками, но дождь прекратился. В комнату проникал упоительный аромат свежего кофе, и я, сунув ноги в тапочки и завернувшись в огромный халат, прошлепала на кухню. Тетя уже заканчивала завтрак. Она лишь помахала мне рукой: «Привет, бегу, отдыхай» — и ушла. Только калитка хлопнула. А я начала отдыхать. Просыпалась поздно, вставать не спешила, потягивалась в мягкой постельке, потом шла на кухню и пила кофе вместе с тетей, которая делилась со мной событиями прошедшего дня и планами на текущий. Как выяснилось, она уже не заведовала столовой, а управляла самым шикарным в городе ночным клубом — и в этой дыре есть ночные клубы! А некий богатый и влиятельный джентльмен активно за ней ухаживал. Поклонник охотно отошел бы от дел и коротал достойную старость на Лазурном берегу, но несколько месяцев назад в собственном доме застрелили его сына и внучку. (А этот тихий городок оказался не таким уж тихим, тут даже мэра кокнули за неделю до моего приезда!) Теперь Сергей Владимирович, так звали поклонника, готовил в преемники двоюродного племянника — не бросать же дело всей жизни на произвол судьбы. А близких у него — моя тетя и старшая внучка, прелестная девушка, но больна, так что тетя дома почти не показывалась, доверив мне свое скромное хозяйство. Она решила, что безделье — лучшее лекарство от стресса. И я с ней согласилась. Поэтому, проводив тетю до калитки, я возвращалась в кровать и валялась там часов до двух, читая любовные романы. Потом шла в ванную, поворачивала кран с горячей водой, затыкала отверстие слива и плюхалась в ароматное тепло с неизменным романом в руках. Мир становился совсем маленьким, а я — счастливой: нет ничего, кроме горячей воды и сладких грез, навеянных любовными признаниями.

Если бы не желание отведать разных вкусностей из тетиного холодильника, я бы из ванны не вылезала. Тетя сама не готовила, но в холодильнике не переводились деликатесы, которые я ела как простую картошку, не заботясь о манерах: толстый ломоть балыка на тонкий ломоть хлеба, маринованные шампиньоны вперемешку с маслинами, все запивала холодным пивом — блаженство после горячей ванны! Единственное, чего не было в тетином холодильнике, — пирожных. Не потому, что тетя заботилась о фигуре, она заботилась обо мне: «Если я тебе и пирожные носить буду, ты вовсе из дома не выйдешь». А я бы и не вышла. Но любовь к сладким пирожным заставляла причесываться, наносить макияж, подбирать одежду и проходить пару кварталов по центральной улице, лениво оглядывая витрины магазинов. Как ни странно, но от такой жизни я не растолстела, а мое горе словно подернулось слоем жира, который увеличивался с каждым днем. И через две недели я поняла, что в город пришла весна.