Служанка двух господ - [21]

— Сбегаете? — к Виктору вернулась его насмешливость.

— Нет, но почему-то хочу хорошо выполнять свои обязанности в больнице. Лучше я буду приходить к вам в те дни, когда не дежурю. Можно?

— А если я отвечу «нельзя», не придете?

Не знаю, какой он там психотерапевт, но злить клиента он умеет блестяще. Причем так, что, кроме как на себя, и злиться не на кого. И от этого злость становится еще сильнее. Но какая-то странная злость — веселая.

— Я же не могу заставить вас говорить со мной.

— Заставить не можете, а вот заинтересовать… Сегодня мне было интересно. Приходите.

— Послезавтра?

— Хорошо. А время?

— Мне все равно. У меня выходной.

— Тогда приходите к трем, — он улыбнулся, — будете моим завершающим аккордом, как сегодня.

Я кивнула и направилась к выходу. Но у самой двери остановилась.

— Нужно же об оплате договориться.

Его брови поползли вверх, а улыбка — в стороны.

— А я со своих сотрудников денег не беру.

Удивлению моему не было предела.

— А я слышала…

Тут он захохотал.

— И это говорите вы, о ком уже сочинили десяток легенд!

Я покраснела и выскочила за дверь. И вовремя. Анна Кузьминична уже маячила в коридоре.

— Где вы шляетесь? Дети брошены без присмотра.

Брошенные дети мирно сопели в подушки. Но формально она была права.

— Прошу прощения, — начала я вежливым тоном, каким воспитанный человек разговаривает с другими. Но, заметив выражение превосходства, наползающее на лицо Анны Кузьминичны, как назойливая реклама на экран телевизора, продолжила иначе: — Советовалась с психологом. Лиля мне сегодня надерзила. Еле удержалась, чтобы ей не нагрубить. Не знаю, как и быть, — тарахтела я, честно раскрыв глаза, — кричать на нее нельзя, можно приступ спровоцировать. А в инструкции, которую вы мне читать давали, написано, что санитарки должны быть вежливы с больными.

Анна Кузьминична поджала губы и удалилась с поля боя. Я показала себе большой палец, задранный к потолку, но радости не испытала. Неужели говорить колкости старшей медсестре и есть смысл моей жизни? Стало тошно, как после коробки шоколадных конфет, неосторожно съеденных в один присест. Я вздохнула и села на стульчик — сторожить детей, чтоб не сбежали. Тело ломило, и мышцы болели, будто я вымыла полы во всей больнице. Тяжелое это дело — искать смысл жизни одновременно с поисками маньяка.

За последние дни, занятая своими переживаниями, я отодвинула мысль о маньяке на задний план. Не забыла о нем, но прежняя острота притупилась, и кровавый убийца сравнялся по значимости с прогнозом погоды. А ведь на его совести четыре трупа. Хорошо еще, что он совершает убийства раз в три месяца. Есть время, чтобы его вычислить. А вдруг он ускорит темп? И его следующей жертвой может стать да хоть бы и Лиля. У меня похолодела спина. А что? Двенадцать лет, дерзкая, целыми днями слоняется по улицам, подвержена припадкам. Упадет неудачно, разобьет голову, ни у кого и сомнений не возникнет относительно причин смерти. Самый удачный претендент на роль трупа. Интересно, а как маньяк выбирает свои жертвы? Я остановилась. До сих пор поиски маньяка походили на поиски клада. Лежит где-то сокровище зарыто-запрятано и ждет, пока кто-то разгадает зашифрованную карту. А ведь маньяк — живой человек. И очень может быть, что это кто-то из тех, с кем я разговариваю, ругаюсь, пью чай, говорю о погоде или — не хочется об этом думать — делюсь тайнами души. И мне стало страшно.

Глава 8

— Мне страшно, — сказала я Лехе по дороге домой. Страх оказался сильнее, чем возмущение Лехиной скрытностью. И я очень обрадовалась, когда знакомая «шестерка» несколько раз просигналила в мою сторону. Я с удовольствием юркнула в теплое нутро автомобиля, откинулась на мягкую спинку и вытянула ноги.

— Лешечка, дорогой, — промурлыкала я и тут же добавила: — Мне страшно.

Леха умел успокаивать. Отъехал от больницы на пару кварталов и успокоил. Эх, если б не Максим, я бы попросила и дома меня успокаивать.

— Кстати, что там насчет сбежавшего мальчика? — спросила я Леху из-под его теплой руки, которая так уютненько обнимала меня, что все мои подозрения казались вздорными: не хочет Леха напряжение вносить в мои отношения с тетей, вот и не говорит о внучке Сергея Владимировича.

Леха убрал руку — мне сразу стало холодно, — достал сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой.

— Да ерунда, — он выпустил дым в открытое окно, — послал сегодня к нему домой практиканта. Раньше этот пацан сразу домой бежал, теперь, видимо, затаился где-то. Дня через три опять практикант наведается. Рано или поздно беглец найдется.

Хорошо. Значит, Максим может три дня жить спокойно.

— А у тебя что? — Леха докурил сигарету и снова обнял меня. Я замурлыкала и потерлась щекой о его ладонь.

— Ничего серьезного. Сначала выволочку получила, потом полы мыла. Потом — с психологом беседовала. О своих проблемах.

Лехина рука слегка напряглась. Или мне это показалось? До чего же я стала подозрительной.

— Ну, и как? — Лехин голос не выражал ничего, кроме любопытства. Но я держала его ладонь у своей щеки, а мои губы касались его пульса.

— Пусто, — разочарованно протянула я, — в том смысле, что не подобраться. Спокоен. Выдержан. Зацепиться не за что.