Слуги в седлах - [61]
— Д-да-а...
— Теперь поднимай, но не прямо, а немного к себе.
Это была большая щука. И спала у самого листа кувшинки. Такую красивую рыбу на этом озере теперь редко увидишь. Должно быть, из-за большого ветра она спала так крепко.
— Подними-ка острогу.
— Она там, там.
Это Хэлэна. Аннастийна вскочила. Щука на зубьях остроги легла в лодку. Хорошая работа. Проткнута по самой середине.
— Протяни ко мне острогу, я ее сниму и оглушу, а то она выплеснется за борт или будет биться в лодке.
Острога сотрясалась, когда Хэлэна протянула ему конец с рыбой. Сама Хэлэна дрожала.
— Ну и ну... страсти какие, уф! Я была уверена, что не попали. Я ведь била с закрытыми глазами. От страха.
— Она кило на три.
— Даже больше.
— Теперь твоя очередь, Аннастийна.
— Да, теперь поменяемся.
— Я боюсь.
— Почему?
— Все равно я промахнусь. Давайте вы, — предложила ему Аннастийна.
— Ну хорошо, только, может, мы сначала причалим к берегу выпить кофе в честь такой удачи? Здесь хорошее место.
— Давайте.
Они подплыли к берегу. Он снял фонарь с кормы и накачал в него воздух. Потом поставил кружки на камень, рядом с ними мешочек с сахаром и стал разливать кофе.
— Ну и рыба, я все еще не пойму, как она мне попалась.
— Есть у вас фотоаппарат?
— Нет. Мы забыли. Да и не надо. Это совсем другое. Это так здорово, поверишь, Аннастийна.
— Мне тоже было здорово, хотя я только смотрела.
— Это совсем другое, не то что ловля раков.
— А вы ловили?
— Вчера вечером ловили, поймали сорок девять штук, но это просто ерунда по сравнению с таким.
— Пейте кофе, пока не остыл, — сказал он, подтянулся и удобно прислонился к пню. Ему было приятно смотреть на взволнованных девушек. На душе стало легко. Девушки говорят и говорят о рыбе, а он глядит на них и слушает возбужденные молодые голоса. Приятно глядеть на молодых. Для них еще все возможно. Сейчас ему кажется, что и для него тоже. Давно у него не было такого чувства.
— Разве не удивительно — так тепло и так темно, и это в Финляндии, то и другое вместе.
Это Аннастийна.
— Меня еще немного знобит. Это из-за рыбы.
— А мне летом никогда не бывает холодно.
— Ты же и спишь голая.
— Да, это очень приятно, — говорит Аннастийна и наклоняется к камню за кружкой. Ее рука и плечо касаются его руки. Прикосновение молодой женщины. Словно сидишь летней ночью и глядишь на ягнят и телят. То же самое. Люди кажутся такими же ягнятами и телятами, если сидишь тихо и слушаешь вселенную.
Ему вдруг показалось, что все это происходит в какой-то дальней дали, на каких-то немыслимых высотах, на которые нужно забраться, чтобы все это увидеть — ветреный вечер, свет фонаря, кружки с кофе, тихий берег залива и большую щуку рядом с листом кувшинки.
Ему больше никуда не нужно рваться, не надо никуда карабкаться, потому что он достиг того, к чему всегда стремился. Это все, как прежде, принадлежит ему.
Вот и все.
11
Вот и все?
А что же еще? Есть еще что-то. Вот оно тут — вот это. Это Аннастийна. Аннастийна спит. Одеяло под мышками. Спина обнажена. Только два светлых следа от бретелек бегут вдоль загорелой спины и исчезают где-то под одеялом.
Это что-то другое — то, что он стоит в пижаме в дверях банной каморки в самом конце залива и смотрит на спину Аннастийны. Светает. Это самый холодный час суток. Холод пронизывает плечи. Но не этот холод.
То, что он стоит сейчас тут и смотрит на спину спящей Аннастийны, прямо связано со всем, что было: с грибами, ветреными ночами, лодкой, покоем. Но как это привело его сюда, того он не может постичь. Правда, между всем тем и сегодняшней ночью лежало и еще что-то. Вчерашняя ночь, возвращение с озера, день, снова вечер и снова озеро. Но все это было только тем, чем и должно было быть: солнцем, туманом, водой, травой, запахом пищи, мыслями о бытии, о Брейгеле, о грибах и об овцах. Это было не то, что сейчас; теперь пришло что-то совсем иное, совсем незнакомое.
Протянув руку, он хочет стянуть одеяло и замирает.
— Аннастийна.
В ответ слышится только ровное дыхание;
А может быть, он не назвал ее имени, не произнес его вслух? Ему казалось, что он прокричал это имя. Или это кричало в нем то, незнакомое?
Позавчера вечером они пили кофе на камне у берега и вслушивались в шум ветра. Он улавливал все звуки ночи. Потом они забили еще двух щучек, вернулись на берег, и девушки побежали на конец мыса в свою каморку при бане спать. Он пошел в дом и сварил кофе. Когда кофе осел, он вышел с чашкой во двор и сел за садовый стол.
Тогда взошло солнце, и он был одно с этим утром.
Он существовал в пространстве, и ему не хотелось спать.
Потом наступил вчерашний день, он гулял по прибрежному березняку, любовался желтизной лисичек и был заодно с ними. Он решил пойти и узнать, не продадут ли ему тот хлев. За хлевом бродил весенний выводок воронят, и он радовался тому, как они семенят и каркают. Он купил хлев, вернулся домой и заказал в издательстве Бонье все сочинения, касающиеся посева грибов.
Потом снова наступил вечер, тихий и светлый. И когда взошла красная луна, Аннастийна пришла с Лаурой, Хэлэна уехала домой.
Аннастийна хотела бы остаться еще на два дня. Может быть, дедушка поедет с ней поострожить?
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.