— Вот как бывает, — сказал Жиров. — А вы что делаете после работы? Может быть, погуляем в парке? В субботу, я видел объявление, танцевальный вечер в центральном холле санатория. До этого можно в кинозал сходить.
— Спасибо за приглашение, Иван Иванович, но у отдыхающих своя жизнь, у персонала своя. Вы уедете, а нам здесь дальше работать. Вы меня понимаете, — Уварова очаровательно улыбнулась.
— Да, конечно, — сказал Жиров. — Извините, ради бога, за бестактность.
«Как интересно девки пляшут, — думал Жиров, разгуливая после ужина по освещённой дорожке в парке. — У одной муж утонул, другая молчала о беременности, как немая, хотя знала, что это для неё смертельно опасно. Если в этом омуте покопаться, не удивлюсь, что ещё кто-нибудь не совсем по своей воле на тот свет отправился».
Большой практический опыт приучил Жирова к одному простому выводу: последовательность смертей, которые не кажутся на первый взгляд результатом преступного деяния, рано или поздно выводят на злой умысел. Другое дело, что далеко не всегда удавалось доказать конкретными уликами наличие этого самого злого умысла. Добиться же от подозреваемого чистосердечного признания в наше циничное время было почти нереально.
Каждый раз, когда Жиров оказывался в такой ситуации, напротив сидел убийца, а доказательной базы у него было недостаточно, умный преступник это всегда понимал, если не понимал, то подсказывал адвокат, следователь Жиров предлагал совести компромисс: «Наверное, у убийцы были настолько серьёзные мотивы, в которых я не сумел до конца разобраться, наверное, он по-человечески более прав, чем жертва, поэтому и уходит от наказания». Совесть такой ответ не устраивал, после провала Жиров обычно нырял в традиционный недельный «запой», Альбина Васильевна понимала его, как никто другой, и претензий не предъявляла.
И ещё одно точно знал Жиров: когда умный человек совершает преступление, его толкают на это настолько вынужденные обстоятельства, бездна, где теряются нормальные представления о хорошем и плохом, где грань, разделяющая врача и сумасшедшего, становится зыбкой и прозрачной, и не дай бог тебе совершить неверное движение. Жиров очень не любил подступать к этой грани, и в таких случаях, понимая, что он — подлец, предпочитал дело закрыть за недоказанностью.
— Гуляете, Иван Иванович? — услышал он голос.
— Как вы приказали, Елена Николаевна, утром и вечером.
— Какой вы дисциплинированный, — рассмеялась доктор Селезнёва. — Я тоже вечером люблю пройтись.
— Вы живёте здесь, в санатории?
— У нас с мужем квартира в посёлке, — сказала Селезнёва. — Но когда задерживаюсь на работе, обычно ночую во флигеле, чтобы в темноте не добираться, страшно. Виктор Петрович специально для персонала построил большой флигель, за прудом, вы, наверное, видели, когда гуляли.
— Не обратил внимания, — сказал Жиров. — Муж не ревнует?
— Евгений Семёнович человек сдержанный, — Селезнёва закурила сигарету. — Он хирург, тоже в санатории работает.
«Ага, — подумал Жиров. — Верно, это тот алконавт, про которого миссис Марпл упоминала».
— Спится здесь хорошо, — сказал Жиров. — Сны такие спокойные, нежные.
— Природа вокруг девственная, — сказала Селезнёва. — Настраивает на романтический лад. Я, кстати, в частном порядке, провожу курс аутотренинга, для восстановления нервной системы. Если хотите, можно попробовать. Услуга, правда, платная, восемьсот рублей за сеанс.
— Когда, сейчас? — спросил Жиров.
— Сегодня не стоит, поздно, — Селезнёва с интересом посмотрела на него. — Приходите ко мне в кабинет завтра в пять. Спокойной ночи, Иван Иванович, приятных сновидений!
— И вам также! — ответил Жиров.
«Любопытно, любопытно, — подумал он. — Флигель, муж не ревнивый, интересно, Уварова тоже во флигеле живёт? Аутотренинг, жалко, что нельзя по ночам. Что-то, что-то здесь творится, нутром чувствую. Как называется поселок, что рядом? Ну, да, Верхнее Белогорье. А начальником ОВД в нём Серега Моховиков, если на повышение не пошёл. Прокачусь-ка к нему завтра в гости».
— Здорово, Иваныч! — массивный как медведь Моховиков радостно трясёт Жирову руку. — Какими судьбами в наших краях? На пенсию, что ли, турнули?
— Типун тебе на язык, — говорит Жиров. — Какая пенсия, на мне ещё сто лет пахать можно. В санатории отдыхаю.
— Здоровье это святое! — Моховиков достает из сейфа бутылку водки и две рюмки. — Тебе, надеюсь, не запретили?
— Слушай, я за рулём…
— Ой, я тебя умоляю, — Моховиков ставит на стол тарелку с салом. — Домашнее, между прочим. Сам свинюшку вырастил, сам её и оприходовал. В нашей деревне никто тебя не остановит, не волнуйся. Остановят, мне позвонишь. Ну, за встречу, комрад старинный!
— За встречу! — Жиров опрокидывает в себя рюмку. — Сколько же мы не виделись, года три?
— Пять, — Моховиков разливает по второй. — На совещании в облцентре рядом сидели. Собирались выпить, но тебя на вызов дёрнули. Ладно, колись, чего приехал. Не водку же пить с однокашником, я вас, сыскарей, знаю.
— Дельце тут одно пустяковое, — сказал Жиров. — Я в санатории «Верхнее Белогорье» отдыхаю. Там женщина несколько дней назад скоропостижно скончалась…
